— Он — маг. Лучше не рисковать.
— Такие деньги за одного самханца. — Буси облизнулся. — А он точно тот самый?
— Откуда здесь еще самханцы? — резонно возразил главарь. — Брать живым чтоб! За мертвого нам не только не заплатят, но и отрубят все, что выпирает…
— Да что ему девчонка? Я бы ради девки на ножи не полез.
Главарь нехорошо улыбнулся. В его единственном глазу снова сверкнул желтый магический огонек.
— Этот — полезет, — пообещал он.
— А ты откуда знаешь?
— Идет, — перебил здоровяк Буси и указал на появившуюся из-за поворота девичью фигурку.
Мия даже вскрикнуть не успела, когда чужие руки сдернули ее с тропинки. Рот зажала грязная ладонь. Мелькнула рука, поросшая короткими черными волосками, в ноздри ударил острый запах давно не мытого тела. Она замычала и задергалась, а все давешние наставления Джина мгновенно вылетели из головы.
— Тише, малышка, не ори. — Над ней склонилось лицо, принадлежащее не иначе как демону-людоеду. Одноглазое, разрубленное шрамом наискось и криво сросшееся, оно жутко ухмылялось.
Мия почувствовала, как чужие руки тискают ее через кимоно, и завизжала так громко, что крик отчасти прорвался сквозь ладонь, закрывающую ей рот.
Браслеты гильдии! Они же должны защитить Мию!
Чужие руки продолжали тискать ее тело, а браслеты молчали.
С отчаянием загнанного зверька она впилась в ладонь зубами и услышала в ответ полное боли мычание.
— Гадина! — возмутился визгливый голос за спиной, а жесткие пальцы ущипнули ее за грудь. Так сильно, что она ощутила боль, несмотря на слои ткани.
В рот Мие сунули что-то, напоминающее грязную тряпку, и больше она уже не могла даже кусаться. На вывернутые за спину запястья легла веревка. Лапы разбойника по-хозяйски гуляли по ее телу.
Мысли бестолково метались в голове. Кто они? Как тут сопротивляться? Неужели ничего нельзя сделать? Это же не самураи наместника? Неужели разбойники? Что им нужно?
И никак, никак не получалось до конца поверить, что случилось страшное. Это не могло произойти с Мией, этому не было места ни в одном из ее миров.
— Хватит тискать девку, Буси, — велел одноглазый демон. — Пошли.
Ее протащили по тропинке. При виде стен заброшенного храма в сердце Мии вспыхнула надежда. Джин! Он там! Надо только крикнуть ему, и он придет! Поможет…
И тут же как ведро холодной воды на голову: не поможет. Он — один, вооружен только ножом, и нога сломана. А их четверо… нет, даже пятеро. И все вооружены до зубов.
Нужно предупредить его! Пусть уходит.
Но как предупредить, когда все, что можешь, это неразборчиво мычать.
У щеки что-то блеснуло. Мия скосила взгляд и замерла. Солнце скользнуло по острому лезвию ножа.
— Правильно, — раздался над ухом гнусный голос. — Стой смирно, голубка. Не то попорчу твое красивое личико. Ты мне и такой мила будешь. — Головорез захихикал и плашмя прислонил нож к щеке Мии.
Острое лезвие не касалось кожи, просто было рядом — смертоносное, угрожающее.
— Внутрь! — скомандовал одноглазый, и Мию втащили в проем в стене.
Во дворе бандиты заозирались. Мия даже сквозь волны находящей на нее паники ощутила их неуверенность и скрытый страх.
— Эй, самханец! — басовито выкрикнул одноглазый главарь. — У нас твоя девка. Если ты сейчас выйдешь и дашь себя связать, она останется жива.
Заброшенный храм стоял, погруженный в молчание, как в воды. Такая особая тишина бывает только зимой на закате: ни криков птиц, ни пения цикад. Золотые лучи скользили по серому камню.
— Если сейчас не выйдешь, мы выколем ей глаз. Левый.
Лезвие переместилось к виску. «Не смотреть, не надо туда смотреть», — уговаривала себя Мия, но не могла отвести взгляда от поблескивающего на солнце острия.
Было холодно, как самыми холодными зимними зимами. Мию колотила крупная дрожь.
— Не дергайся, — прошипел на ухо бандит. Из его рта пахнуло гнилыми зубами.
— Ну!
Главарь нервничал. Очень нервничал, поминутно оглядывался, сжимая рукоять вакидзаси. Чуть подрагивал наполовину натянутый лук в руках другого разбойника.
Смешок Джина эхом отразился от стен.
— Выкалывай. Думаешь, мне есть до нее дело?
Услышать такое было все равно что получить удар в лицо. Больно так, что хоть кричи.
В первое мгновение Мия почти поверила, что ослышалась.
Во второе боль и обида от предательства затмили все. И враз перестал быть страшным нож, лезвие которого по-прежнему прижималось к ее щеке.
Как?! Как он мог сказать такое?
Дышать стало тяжело из-за душивших горло рыданий. Сквозь навернувшиеся на глаза слезы мир виделся размытым, и Мия уже не замечала, какими растерянными и неуверенными стали лица разбойников, почти не вслушивалась в короткую перепалку.
— Не ври, я помню, как ты полез под стрелы ради незнакомой девчонки!
— Я просто знал, что смогу увернуться. И мне нужна была благодарность ее отца. — Джин рассмеялся. — А ты не только трус, но еще и дурак, ронин Цутия. Неужели надеялся взять меня, угрожая какой-то девке?
«Какой-то девке»? Мия всхлипнула. Слезы потекли словно сами собой. Ей казалось, что головорез уже ударил ее ножом, и больнее не будет. Просто не может быть.
Исчезла сталь, касавшаяся ее щеки, но она едва заметила это. Если бы разбойник сейчас отпустил ее, Мия бы просто рухнула на землю. Ушел страх. Остались только боль, обида и желание спрятаться, свернуться в комочек, закрыться, уйти от всех.
Навсегда.
— А теперь я убью вас, — радостно пообещал Джин.
Хватка на теле Мии ослабла. Разбойник озирался по сторонам, выставив перед собой нож, и почти не удерживал девушку. Наверное, сейчас Мия могла бы вспомнить один из разученных за последние дни под руководством Джина приемов и попробовать вырваться из захвата. Мысль об этом вяло трепыхнулась и исчезла.
Она опустила голову. Слезинка сорвалась со щеки, расплескалась по камню серым пятном, как капля дождя.
Над ухом что-то свистнуло, булькнуло. Сверху навалилось тяжелое тело, и на маленькое серое пятнышко упали крупные алые капли.
Что было дальше, Мия не поняла и не запомнила. Все слилось в безумную мешанину. Сверкающий калейдоскоп, из которого память выхватила несколько ярких картинок.
Вот бандит навалился на нее, он хрипит, и кровь пачкает волосы и кимоно Мии. Вот она выворачивается из-под неподъемного тела. Вот мужчина падает к ее ногам и в его горле торчит такой знакомый нож танто. Крик одноглазого: «Хватайте девчонку!» И в следующее мгновение тот уже оседает на каменные плиты — голова вывернута под невозможным для человека углом. Стрела срывается с тетивы, летит навстречу, а воздух отчего-то стал вязким. Не увернуться, не сдвинуться с места. Мир сузился до смерти, блестящей на кончике острия…
