И все потонуло в душном запахе сандала и мускуса.
Он стиснул податливое хрупкое тело, ощущая какую-то звериную жажду обладания. Войти, ворваться в нее, растерзать, взять. Не было нежности и заботы, как в прошлый раз. Только дикая похоть. Вожделение, от которого темнеет в глазах, биение пульса в висках, тяжелое возбуждение в паху, которое нужно сбросить — сейчас, немедленно.
— Браслеты… — пробормотал Джин, остатками ускользающего разума цепляясь за эту мысль.
— Их нет, — хихикнула Мия. И показала в доказательство обнаженные тонкие запястья.
Это стало последней каплей, спустившей с привязи алчное желание. Он привлек ее к себе, навалился сверху, тиская податливое тело, оставляя на бледной коже красные следы засосов. В глубине души мелькнула мысль, что сейчас он отпугнет девушку своей страстью, сейчас она вырвется, убежит в слезах, а он будет умолять о прощении и клясться, что сам не знает, что на него нашло…
— Да-а-а, — простонала Мия и выгнулась, подставляя маленькую девичью грудь его рукам и губам. — Возьми меня, о Тигр!
Острые ногти — а может, когти — разрезали одежду на Джине. Горячее тело прижалось к его обнаженной коже. Губы, руки, восторженные женские стоны, хриплое дыхание, запах сандала и мускуса туманит разум, ничего, кроме похоти и страсти…
Он ворвался в нее резко, почти не тратя время на ласки, и она радостно вскрикнула. Охватила, оплела его бедра ногами. Такая влажная, тугая, сладкая… Брать ее было блаженством, равного которому Джин не испытывал никогда. Что-то похожее он ощутил лишь однажды, когда попробовал опий, но сейчас ощущения были сильнее, им владели не расслабленный покой и нега, но кипучее, почти болезненное наслаждение. Весь мир сжался до единственной женщины, которая сейчас кричала и стонала под ним, и ничего больше не было важным или значимым.
А потом он почувствовал, как нечто взламывает стены души. Как неостановимая стихия взывает к родовой силе Хо-Ланг-И, как магия сметает выстроенную медитациями и самоконтролем преграду, за которой прятался демон.
Он даже попробовал остановиться. Прервать этот извращенный акт, отшвырнуть прочь извивающееся горячее тело, но ставшие в одно мгновение стальными объятия женщины не дали ему это сделать. Она перекатилась, уселась на Джина сверху. Лязгнули над ухом зубы, шевельнулись на голове острые рыжие уши.
— Ху… Мэйэр…
— Да, Тигр, — простонала она, с силой насаживаясь на его возбужденную плоть.
Сейчас в ней не осталось ничего от Мии. Рыжие волосы разметались по плечам, липли к фарфоровой коже. Красивое, чуть капризное личико искажала гримаса наслаждения. Капельки пота стекали по упругой груди с крупными темными сосками.
Нужно… было… остановить… это…
— Ты не знаешь, что делаешь, — выдавил он. — Демон…
— Зна-а-аю…
Она закатила глаза. Черные коготки оставляли на коже Джина кровавые царапины, но боль только распаляла, добавляла удовольствия.
— Дай мне это! — приказала женщина. И мышцы, охватившие его напряженную плоть, резко сжались.
Наслаждение было болезненным, как удар магии от браслетов Мии. Магия рода Хо-Ланг-И хлынула, освобождая запертого в темнице души демона.
— О да-а-а, — стонала лисица.
Вскрик со стороны двери заставил Джина повернуть голову. В проеме стояла Мия и смотрела на него. На них. Это длилось лишь мгновение, а потом девушка развернусь и побежала вниз по ступенькам.
В этот момент рухнула последняя преграда. И Джина не стало.
Содрогавшаяся в экстазе лисица не сразу поняла, что тело под ней меняется. Выдвинулась вперед челюсть, блеснули оскаленные клыки, удлинился череп…
Только когда кицунэ ощутила, как еще находившийся внутри нее член внезапно увеличился в размере, она взвизгнула и отпрыгнула. С перепугу лисица кинулась не к двери, но к алтарю, и теперь ей некуда было деться. Все, что она могла, — забившись в угол, смотреть на свою недавнюю жертву и молить богов и духов, чтобы они уберегли ее от мести этого существа.
А оборотень продолжал меняться. Раздалась грудная клетка, вспучились узлами мышцы, страшно блеснули когти на концах рук-лап, а кожа покрылась коротким мехом — рыжим, в черных полосках.
Получеловек-полутигр поднялся. Потянулся по-кошачьи, царапнул пол, оставляя на камне длинные борозды, рыкнул коротко и страшно и рванул воздух перед собой.
Ху Мэйэр тихонько и совершенно по-лисьи взвизгнула. Там, где когти демона разорвали ткань бытия, зияла прореха. Проход в Дзигоку — огненный ад, полный голодных демонов и страшных даже для ёкаев тварей.
Тяжелый взгляд тигра-демона остановился на лисице, и та тихо завыла, прощаясь с этим миром. Не уйти. Не от проклятого потомка огненного бога — силы земли и пламени, не скованной никакими рамками разума.
Она же не хотела ничего плохого… только немного подкормиться…
Но тигр не стал рвать кицунэ. Презрительно сморщил нос, чихнул и одним элегантным прыжком ушел в разрыв между мирами. Мелькнул полосатый хвост. Воздух померцал и разгладился. Спустя еще мгновение лишь свежие царапины на каменном полу напоминали о случившемся в храме.
Ху Мэйэр всхлипнула, все еще проживая свой ужас от встречи с силой, стократ превосходящей ее собственную, и бочком направилась к выходу из храма. По дороге она наступила на что-то, и это «что-то» жалобно хрустнуло. Лисица нагнулась и подобрала расколотую надвое костяную фигурку нэцкэ в виде спящего тигра.
Акио Такухати проходил по двору, когда ему на плечо спикировала белая птица. Он вынул из клюва посланника свиток, и птица обернулась бумажным журавликом — дух сикигами, выполнив задание, покинул созданную для него оболочку.
Директор развернул письмо. Окинул взглядом ровные столбики иероглифов и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, как на мгновение на обычно бесстрастном лице мелькнула боль. Такухати зажмурился, но тут же взял себя в руки. Только смявшие бумагу пальцы выдавали его душевное состояние.
Быстрым шагом он пересек двор и ворвался в помещение кухни, где наказанные наставницы мыли посуду после ужина.
— Оставь, — приказал он наставнице Оикаве. — Я улетаю.
Надраенный медный котел выпал из ослабевших рук гейши и покатился по полу.
— Как же так? — потрясенно спросила женщина.
Опальный генерал повелевал в их маленьком женском мирке всего несколько недель, но госпожа Оикава понять не могла, как школа обходилась без него раньше. Она привыкла к его стремительной походке, резкому голосу, отдающему распоряжения — всегда коротко и по делу, — к его жестким, но разумным решениям и этому особому чувству защищенности, которое дарило присутствие этого человека.
Такухати поморщился:
— Не надо устраивать трагедию. Я позабочусь, чтобы к вам прислали кого-нибудь из гильдии. Сейчас у нас есть час, чтобы решить все срочные вопросы.
