Отметины — плохо для гейши, но Мия при виде этих следов почему-то ощутила гордость. И ей вдруг стало очень обидно, что Акио ушел вот так, не попрощавшись. И захотелось, чтобы он вернулся и сделал с ней все это еще раз…
Стук сандалий по деревянному крыльцу заставил ее подскочить. Мия заметалась в поисках одежды. Нижней рубахи нигде не было, драгоценное шелковое кимоно ценой в год работы гейши в чайном домике — целое состояние — валялось на полу, словно простая тряпка. Мия ухватилась за него, но надеть уже не успела. Дверь отошла в сторону, и на пороге показалась женщина.
Даже не женщина — девушка. Никак не старше двадцати пяти, и настоящая красавица. Это округлое лицо, тонкие, словно нарисованные углем на белоснежной коже брови и ярко-алые губы запомнились Мие еще со вчерашнего дня, когда госпожа Хасу знакомила майко со всеми гейшами. Мия с облегчением выпустила кимоно и уставилась на гостью.
Жаль, но вчерашний день был так богат на впечатления, что имя красавицы просто вылетело у Мии из головы.
Незнакомка изучала Мию, чуть склонив голову. От ее взгляда не укрылись ни встрепанные волосы, ни засосы на груди. Мие стало неприятно это пристальное внимание. Она сердито подняла кимоно, набросила на плечи и с вызовом уставилась на гостью.
— Привет. Я — Асука, — назвала себя девушка, избавив Мию от необходимости вспоминать ее имя. — Ты слишком долго спишь, остальные гейши давно встали. Госпожа Хасу велела мне поторопить тебя. И помочь собраться.
— Да, конечно. Извините. — От мысли, что она заставила остальных ждать, Мие стало неловко. — Я сейчас.
Асука успокаивающе улыбнулась:
— Не бойся. У нас есть еще час, и я помогу тебе одеться. А пока прими ванну.
Ежась под ее изучающим взглядом, Мия снова сняла кимоно. Девушка неодобрительно покачала головой.
— Вот сволочь! Больно было? — Она кивнула на еле заметные следы от пальцев.
— Нет.
Асука шутливо пихнула ее в плечо:
— Да ладно, мне-то можешь не врать! Мы все знаем, что собой представляет Такухати. Мне вчера было жалко тебя до слез.
— Почему? — Мия так удивилась, что замерла.
— Потому что он любит делать больно. — Девушка ткнула пальцем в засосы на груди Мии, потом в синяки на бедрах.
— Но мне совсем не было больно! — запротестовала Мия.
Асука хитро улыбнулась:
— Что, и за волосы он тебя не таскал? А, вижу, что таскал. Он это обожает. А еще плетку. Хотя в чайном домике он не позволял себе подобного, госпожа Хасу никогда бы не допустила. Но в прошлом году он выкупил контракт малышки Ай — она еще, дурочка, радовалась, что станет наложницей самурая. После я как-то встретила ее на улице. Бледная, от своей тени шарахается и по всему телу шрамы от плети. Нет, милочка, ты как хочешь, а я не завидую той, на которую положит глаз Акио Такухати.
Мия моргала, пытаясь соотнести все сказанное с прошлой ночью, с заботливым и нежным мужчиной и блаженством, которое испытала в его объятиях.
— Мне кажется, ты ошибаешься, — наконец выдавила она. — Это не может быть правдой.
Гейша пожала плечами:
— Все не верят, пока он их первый раз не свяжет.
— С-свяжет? — дрожащим голосом переспросила Мия.
Воспоминание о шибари окатило мгновенной памятью тела. Грубая веревка на коже, унижение и страх, сладостное чувство беспомощности и чужой власти…
— Ну да. Он еще и связывать любит. Говорю же — извращенец. Радуйся, что легко отделалась. — Асука выглянула в окно и заторопилась. — Давай-давай, быстрее мойся! Нам же еще причесывать тебя!
Мия механически опустилась в воду. За ночь магические камни остыли и вода была прохладной, но она едва почувствовала это. Внутри что-то заныло, захотелось заплакать. Горько-горько, как ребенок, которому подарили и сразу же забрали желанную игрушку.
Едва войдя в кабинет госпожи Хасу, Мия попятилась.
Потому что в комнате находился Акио Такухати.
Генерал перевел взгляд на Мию и тепло улыбнулся, но, встретив вместо ответной улыбки полный ужаса взгляд, нахмурился.
— Входи, Мия, — покровительственно кивнула госпожа Хасу.
Кроме нее и Такухати в комнате находилась госпожа Оикава и несколько старших гейш, а в углу сидел незнакомый Мие мужчина — чуть полноватый, средних лет, с ухоженными усиками и серьгой законника в ухе.
Мия робко протиснулась внутрь, стараясь держаться как можно дальше от Такухати. Это не укрылось от мужчины, и его лицо окончательно помрачнело.
— Я знала, что тебя ждет большое будущее, деточка, — продолжала госпожа Хасу. — Поздравляю, даймё Такухати пожелал выкупить твой контракт.
Мия побелела от ужаса.
— Что? — спросила она в надежде, что ослышалась или не так поняла хозяйку.
Бывало, что самураи выкупали гейш. Но это не делалось вот так — за спиной самой гейши. Никогда!
Стать наложницей богатого и наделенного властью мужчины было заветной мечтой большинства работниц чайного домика. Чтобы уговорить самурая выкупить контракт, обычно приходилось прилагать немало усилий. В школе у них было даже несколько уроков, на которых госпожа Оикава поучала, как подвести мужчину к такому решению обиняками, наводящими разговорами и жаркими ласками.
Но чтобы вот так? Чтобы самурай сам все решил, после первой же ночи, без уговоров? Чтобы гейшу просто вызвали и сказали, что она отныне не гейша?
Мия не слышала о подобных случаях раньше.
На нее накатила ужасающая беспомощность и мучительное ощущение, что она и в малейшей степени не властна над своей жизнью. В растерянности Мия переводила взгляд с хозяйки на Такухати и обратно.
«Ты как хочешь, а я не завидую той, на которую положит глаз Акио Такухати», — зазвучал в ушах сочувственный голос Асуки.
Словно не услышав ее вопроса, госпожа Хасу достала свиток из рисовой бумаги — символ обязательств Мии перед гильдией гейш и чайным домиком «Медовый лотос». За прошедшие годы магически заряженные чернила нисколько не выцвели, иероглифы на плотной бумаге читались легко.
Она протянула свиток законнику, о присутствии которого Мия успела забыть.
Надо что-то делать! Сейчас, немедленно! Иначе Такухати выкупит ее контракт и дальше будет, как в рассказе Асуки. Только боль и унижение.
— Сто золотых рё, — произнесла женщина, обращаясь к Такухати. — Как договаривались.
Он кивнул.
— Вы не можете! — выкрикнула Мия. — Я не хочу!
Изумленный шепоток пронесся среди гейш. Госпожа Хасу повернулась к Мие, приподняла брови. На лице женщины читалась крайняя степень неодобрения.
— Деточка, что такое ты несешь?
Такухати резко выдохнул сквозь зубы. Синие глаза сверкнули яростным пламенем:
