Девушке очень понравилась Москва, с её степенно-размеренной жизнью. Звон колоколов на праздники, посещение знакомых, или тихие вечера с любимым. Была в этом какая-то патриархальность, близкая Агнесс, воспитанной в семье военного.
«Интересно, каким он будет новый 1820 год, - подумала Агнесс, и кого он принесет: мальчика или девочку?». Девушка улыбнулась своим мыслям и погладила свой живот.
Глава 20
- Важно не только лично передать хану мое послание, но и разузнать какими товарами там торгуют, каково ханское войско, возможно ли перебросить через пустыню войска без потерь и каковые маршруты для сего потребны. Вдобавок, ежели удастся, разузнайте о судьбе русских пленных. Но это по обстоятельствам Генерал шагал взад и вперед перед штабс-капитаном Муравьевым, волнуясь за предстоящую операцию, - Впрочем, именно поэтому я выбрал вас, ибо в первую очередь ваше умение нравиться и находить общий язык с местными племенами должны стать серьезным преимуществом.
- Господин генерал, - ответил капитан, - цели миссии мне ясны. Каковые средства будут предоставлены для похода? Ведь для того чтобы пересечь пустыню, надобно заплатить местным туркменам, да и на подарки хану и его приближенным требуются средства немалые.
- Вам будут выделены все нужные средства для осуществления вашей миссии. Я уже отдал приказ штабному казначею. В Баку вас ждет корабль, который доставит вас Ленкорань, где вы сможете договориться с местными племенами и присоединиться к одному из караванов в Хиву. Капитан будет ждать вас полгода, после чего вы будете считаться погибшим. Как вы понимаете, ваша миссия не официальная и ежели вас постигнет неудача, и вас посадят в тюрьму или казнят, спасти вас будет невозможно. Государь не может потерять лицо от наших не официальных действий, - генерал умолк, и лишь его небольшие, яркие глаза, сощурившись, смотрели на капитана, пытаясь уловить его реакцию.
- Я осознаю эту опасность, ваше превосходительство, - ответил Муравьев, - но, также как и вы, считаю, что нам необходимо опередить англичан, и обезопасить южные рубежи империи. Во что бы то ни стало, - подчеркнул он.
- И еще, - добавил Ермолов, - когда вы будете говорить с ханом или его приближенными, не бойтесь льстить. Не рассматривайте лесть и подхалимство с европейской точки зрения. У азиатов она в порядке вещей, так что никогда не бойтесь с ней переборщить.
- Я приложу все усилия, дабы наладить отношения с Хивинским ханством, - ответил Муравьев.
- Знаю, - ответил Ермолов, - Ну, храни вас господь, - он перекрестил капитана и похлопал его по плечам, - До скорой встречи, сказал он на прощанье и улыбнулся.
- Буду рад вновь видеть ваше превосходительство, - капитан улыбнулся в ответ, но тут же, по-военному четко прибавил: - разрешите исполнять? - и козырнул.
- Исполняйте, штабс-капитан, - ответил генерал и козырнул в ответ.
Муравьев развернулся, и четким строевым шагом покинул кабинет наместника. А генерал еще долго ходил взад-вперед по кабинету, о чем-то размышляя.
Капитан, выйдя из губернаторского дома, направился к штабному казначею, для получения необходимых средств, так как через два дня он должен был отбыть в Баку, присоединившись к казачьей сотне, которая тоже направлялась в те края.
В утро отъезда вы могли застать молодого человека в недавно отстроенном православном храме, в центре Тифлиса. В церкви стоял полумрак, и все еще пахло известкой и краской. Капитан стоял в углу и молился за успех экспедиции, так как шансы вернуться у него были очень сомнительными.
Впрочем, для молодого офицера эта была не первая секретная экспедиция. В свои двадцать четыре года он имел за плечами огромный боевой и дипломатический опыт. Николай Николаевич Муравьев родился в семье генерал-майора - создателя Московского училища колонновожатых, готовившего штабных офицеров. Будучи юношей, он увлекался масонством и даже успел стать членом тайного общества. Правда, после увиденного за войну, его идеализм постепенно улетучился. Военную службу он начал в семнадцать лет - колонновожатым при штабе императора. Воевал под начальством генералов Толя и Милорадовича в Отечественной войне и участвовал в Заграничном походе русской армии. Отличился во всех значимых сражениях этой войны, в том числе под Бородино и под Дрезденом. В 1816 году его командировали на Кавказ, к генералу Ермолову. Так как он являлся квалифицированным военным топографом и знал татарский язык, он совершил ряд секретных экспедиций в Персию, под видом мусульманского паломника, дабы разведать пограничные территории на случай войны. После чего отправился в Персию уже в составе чрезвычайного посольства, для ведения переговоров. Поэтому выбор генерала Ермолова был не случайным, ибо, если кто и мог попасть в Хиву, закрытую для иностранцев, и вернуться оттуда живым, так это капитан Муравьев.
Капитану предстояло, переодевшись кочевником, проделать восемьсот километров через пустыню, чтобы передать послание губернатора Хивинскому хану. И это несмотря на недавнее предупреждение от южного владыки, что любой русский, который окажется во владения Хивинского ханства будет немедленно казнен. Неверных в Хиве не любили, ну разве что в качестве рабов. Но империя нуждалась в налаживании торговли с далеким ханством, также как и в прекращении набегов кочевников на свои южные границы, и ради этого стоило рисковать.
Месяц капитан провел в туркменских кочевьях, пока ему не удалось договориться с одним из племен, что он присоединиться к их каравану, идущему в Хиву. Было решено, что он будет путешествовать под видом туркмена Мараг Бега. И, хотя люди в караване знали, что он русский, за сорок золотых монет они согласились закрыть на это глаза. И все же опасность разоблачения была очень велика, и поэтому молодой офицер не расставался с парой пистолетов спрятанных под одеждой. Наконец, в конце сентября, когда жара начала немного спадать, а ночи стали прохладными, караван тронулся в путь. С собой Муравьев взял двоих: переводчика и проводника туркмена, по имени Сеид.
Поход через пустыню проходил без особых происшествий, не считая паразитов которые прямо таки кишели в одежде. Днем, одежду клали на раскаленный песок, но это мало помогало. Вдобавок, вся одежда пропиталась запахом пота и дымом костров, но Муравьеву, привыкшему к воинским тяготам, это не доставляло особых неудобств. Он был полон впечатлений от увиденного, и по вечерам, тайком, вел дневник, куда записывал все увиденное за день.
Но, когда до Хивы осталось всего пять переходов, счастье изменило капитану. В этот день они ушли с дороги, пропуская большой, в тысячу верблюдов караван, и один из купцов, видавший его мельком в Баку, узнал его, указав на него пальцем. О чем он говорил, Муравьев не слышал, но страх мерзким холодком разлился по его жилам. Другие торговцы и погонщики подошли к туркменам из его каравана и напрямую спросили кто он такой. Но глава каравана, как ни в чем не бывало заявил: что дескать да, он пленный русский и они везут его на продажу в Хиву. Торговцы заулыбались и закивали головами, в знак одобрения. Один из них сообщил, что сам недавно продал двух русских за хорошую цену. На этом инцидент был исчерпан и через пять дней на горизонте, наконец, показались белые стены и голубые минареты Хивы.
