— Ты же говорил, что не стреляли по вам, — удивленно заметил я.
— Так мы уехали с фрицами, они прикрывать остались. Там мотоцикл был, они, постреляв немного, на нем и уехали, потом нас догнали и свалились с него.
— Даже сказать не знаю чего. Во, как, — я чесал голову и размышлял. Ну надо же, вот это фарт.
— Командир, а ты чего как арестант? — оглядев мою тушку, Саня удивился.
— Так я и есть арестант. Вчера вечером, когда объявили, что вас разведка спеленала, меня и засадили. Толком не понял, но вроде как хотят обвинить в невыполнении приказа или еще в чем, причем засадил сам Петрович, вот и думаю, насколько серьезно это?
— Ну, я думаю, обойдется. Сейчас они там с этим «гансом» поговорят, охренеют от документов — и все устаканится.
— Как раз не с «гансом», а самым настоящим «фрицом»! Фридрих он, Паулюс в смысле.
— А и черт с ним! Какая на хрен разница, — Зимин махнул рукой.
— Как он, сильно артачился? — спросил я.
— Ну, порыпался вначале, но когда отъехали от переправы, видимо, понял, что надежды на спасение почти нет. Адъютант прыткий больно, но по голове получил и всю дорогу проспал. Генерал лишь заявил про конвенцию, требовал должного обращения.
— Чего там за документы, важное что-нибудь есть?
— Слушай, я глянул мельком, какие-то директивы, планы, карты, до хрена всего. Целый чемодан.
— Ну, Санек, крутите дырочки. Явно отблагодарят.
— Тебя-то отпустили, или как?
— Вызвали сюда, сейчас сам видишь.
Открылась дверь, и в нее ураганом влетел Истомин. Жарко тряся нам руки и что-то быстро говоря, он стал обнимать обоих по очереди.
— Вы даже не представляете, что вы сделали. Там все планы немцев на летнюю кампанию, нам это здорово поможет. Василевский просто в шоке. Серега, чего ж ты сразу не сказал про парней. А то поехали они переправу взрывать, а про Паулюса ни слова.
— Зачем раньше времени хвастаться, — решил подыграть я. Зимин заявил, что это я их отправил, специально. Пусть так и будет. — Я ведь и, правда, не знал, смогут они его убрать или захватить.
Истомин, Меркулов и еще парочка генералов, прихватив Паулюса, с утра умчались на аэродром, а оттуда в столицу, в генштаб. Нас отправили в госпиталь — подальше от линии фронта. Мы с Муратом хоть и целые были, но командиры посчитали нужным дать нам хороший отдых. Ну, мы и поехали, как оказалось позже, в Сталинград. Удалось увидеть своими глазами город, который в моем времени немцы раскатали в щебенку. Сейчас он был очень красив. Большое количество старых, деревянных домов соседствовали с новыми постройками из кирпича. Город цвел, и война пока не сильно ощущалась. Прогулялись до универмага и вокзала, прошли по площади Павших Борцов. Специально сходили на берег, я показал Зимину, он ведь в курсе, откуда я, где погибнет куча народу, если все пойдет так же, как и в моей истории. Зимин впечатлился, особенно тогда, когда я показал, где будут стоять немецкие пулеметы и откуда будут подниматься наши солдаты. Только бы этого не случилось. В свое время смотрел об этой бойне кучу фильмов, даже пару немецких — и художественных, и документальных. В чем они были похожи, так это в том, что отлично показали, какой здесь был кошмар. Рассказал об одной винтовке на двоих, о заградительных отрядах, которые отстреливали повернувших назад. Зимин слушал и мрачнел на глазах.
— Неужели после такого мы смогли их победить? — только и проронил он.
— Не только победили, но и раскатали их в такой блин, что выжившие запомнили на всю жизнь.
— Ну, теперь-то, я думаю, такого не случится. Ты ведь предупредил, сделать удалось многое. Войск вон сколько накопили, техники опять же…
— Сань, я ведь и про Харьков рассказывал, а вон как вышло… Немцы не дураки и силы у них — немеряно.
Через неделю за нами приехали. Оставив тяжелых лечиться, нас четверых — Деда, Зимина, Мурата и меня — отвезли на аэродром в питомнике. Оттуда на ЛИ-2 мы отчалили в Москву. Пока поднимались на высоту, успел разглядеть вдалеке в степях дымы. С высоты кажется, совсем близко. Прет Гитлер, прет. Посмотрим, удастся новому командованию повторить успехи Гота и Паулюса. Теперь не будет Адольф раздергивать группировку, наверняка попрет всем «кагалом». Пока летели, успели переговорить обо всем. Ребята волновались, прикидывали, зачем нас вызвали, но гадать быстро надоело.
Приземлились мягко, в Москве был уже вечер. На аэродроме нас ждали сразу две машины. В сопровождении сотрудников НКВД мы прибыли в Кремль. Однако там шло какое-то совещание, поэтому нас развернули. Получив разрешение на прогулку и обещав явиться к восьми утра, мы с парнями двинули в город. Москва здорово изменилась, я не был здесь почти год. Люди выглядели по-другому. У женщин был заметен легкий макияж, подкрашенные губки выглядели так мирно, что можно было на минуту забыть о войне. Мужчины попадались реже, видимо, большинство трудится. В глазах людей не было того страха, какой отражался в них в сентябре сорок первого. Скорее, присутствовала надежда.
Лето выдалось знатным. Москва сорок второго года еще не была опутана дорогами, развязками и домами нелепой конфигурации, кругом была зелень, и это очень приятно. Мы прогулялись по набережной Москвы-реки, по Красной площади. Я все искал отличия, и они были разительны. Что нравилось больше всего — отсутствие рекламы. А как же интересно смотреть вокруг, когда знаешь, как это будет выглядеть через 60–70 лет. А может, и не так будет, даже, скорее всего не так.
Ночевали мы опять у Алевтины Игоревны. Она встретила нас с радостью, обрадовалась, все расспрашивала, как на фронте. А мы, наоборот, хотели знать, как сейчас стало в тылу. Хозяйка рассказала, что с продовольствием стало лучше, немного прижали частников за формирование цен. А то уж больно распоясались. Нормы по карточкам увеличили, жить стало легче.
С утра за нами прибыла машина. Ехать-то нужно было в Кремль, а не на Лубянку, где мы и так были. Ребята были очень удивлены приглашением. Принял нас сам вождь. Сначала долго стоял возле нас, как бы любуясь, уж больно вид у него был любезный. Затем разрешил сесть, а сам бросился в забег по кабинету. Мы только успевали крутить головами. Сталин долго говорил о важности проделанной нами работы, хвалил за доблесть и отвагу. Зимину пожал руку с искренней благодарностью в желтых глазах.
Надо признаться, Иосиф Виссарионович удивил меня своим внешним видом. Когда я был у него в прошлом году, он показался мне стареньким, увядающим человеком. Сейчас же перед нами стоял победитель, на лице которого лежала печать спокойствия. Конечно, успокаиваться было еще рано, Гитлер того и гляди дойдет до города, носящего грозное имя вождя, но все же успехи были, и немалые.
Пообещав достойно наградить за отличную службу всю группу, вождь отпустил нас. В приемной нам выдали отпускные свидетельства, сроком на неделю. Для отдыха и восстановления после ранений. На неделю, наверное, потому, что ранений у нас четверых не было. У Сани Зимина с ребрами тоже обошлось. Оказался обычный ушиб, правда, синяк был во всю грудь. Видимо, фриц серьезно постарался приложить его прикладом. Дырку, наверное, хотел пробить.
