— Совесть-то есть? Тебя девчонки заждались, а он все туда же, на войну скорее, — с упреком поглядев на меня, сказал Петрович.
Вот это мне фриц врезал, ведь совсем памяти нет. У меня же там Светланка с дочками.
— Есть навестить семью! Извините, товарищ старший майор, — я смущенно потупился.
— Извините, — ехидно повторил Истомин, — чего, голова от наград закружилась?
— Никак нет, — уже бодрее ответил я и, повернувшись к друзьям, спросил:
— Ребят, в Ленинград?
Остальные ребята на удивление попросились с нами. С нами, потому что Истомин тоже ехал домой. И мы всем табором, уже через два часа, загрузились в ЛИ-2.
— Вот тебе и отдохнули! — я недовольно фыркнул и отправил окурок в полет.
— Служба! — загадочно заявил Петрович.
— Но нам ведь семь дней дали? — продолжал я.
— Серег, ты как маленький прям. Партия сказала — НАДО! Что солдат ответил?
— Есть! — угрюмо проворчал я. Парни только тихо посмеялись.
С отпуска нас выдернули уже на третий день. В восемь утра в квартире Петровича зазвонил телефон. Приказ срочно вылетать в Сталинград. Когда Истомин разбудил меня в половине девятого, я даже не подозревал такой «каки». Девчонки не хотели меня отпускать, а супруга вообще, кажется, записала Петровича в личные враги.
Случилось там и, правда, хреновое. Обалдевшие от потери генералитета фрицы не двигались с места, но совершили очень удачный диверсионный выпад на наш штаб фронта. Чудом повезло Константину Константиновичу, но вот хороший друг и начштаба генерал-майор Малинин Михаил Сергеевич погиб. Был также убит генерал-лейтенант Гордов. Генерал-майору Лизюкову, видимо, на роду написано умереть в сорок втором. Жаль, толковый был генерал. Госпиталь также пополнил и Николай Федорович Ватутин, у него пулевое ранение в грудь, навылет. Василевский накануне спешно вылетел в Ставку, и его сия «милость» обошла стороной. Фрицы пошли по нашим стопам, быстро тему просекли. Верховный в Москве рвал и метал, требовал найти этих сук и порвать. Мы сначала не поняли, кого и где искать, но Петрович объяснил:
— Каждый день происходят обстрелы. Видимо, у немцев группа, аналогичная вашей, но не ушла, а продолжает работать. Отстреливают всех подряд, когда не удается убрать кого-то из командиров. В основном, конечно, офицерский состав. Ума не приложу, как им удается передвигаться незамеченными по городу. А главное, в Рокоссовского стреляли и во второй раз, уже в госпитале, через окно. Убили одного из докторов, он случайно встал на пути пули.
— Из чего работают, известно? — задал я вопрос, на мой взгляд, важный.
— Вот! Вопрос по существу. Судя по пулям, у троих оставались в теле, обычный немецкий калибр. Да, ты правильно понял, — Истомин, угадывая мои мысли, кивнул головой, — нет у них крупного ничего. Ну, или, по крайней мере, там работают из обычных карабинов.
— А пули не похожи? — это уже Мурат.
— И тут угадали. Две из трех выпущены из одного ствола, это точно.
— Значит, пара работает? — вставил свои пять копеек Зимин, весь разговор молчавший.
— Эксперты утверждают именно так, они там еще по картине попаданий как-то это вычислили. У них снайпер классный есть, старшина Самсонов, тот им во многом помог. Сам этот боец два дня пытается выследить этих субчиков. Почему остановились на одной группе? Видимо, потому, что нападения идут всегда из одного места.
— Чего, в одном доме все время сидят? — офигев и не веря, спросил я.
— Да нет, просто одновременно в разных местах ни разу ничего не было.
— А-а-а! А я уж подумал, что у нас контрики там вообще мышей не ловят.
— Работа там идет огромная. Немцы эти, видимо, смертники или асы, или я ничего не понимаю. Может, у них цель именно Рокоссовский?
— Его хорошо охраняют? — подал голос Зимин.
— Тут вот какое дело, — слегка замялся Истомин, — Константин Константинович ранен, но остался в городе. Заявил, что если его увезут, то немцы получат именно то, чего и добивались. Устранения командующего.
— Ясно, правильно, конечно, с его стороны. Насколько серьезно ранен? — поинтересовался я.
— Слепое, в левое плечо, сложность в том, что он только недавно из госпиталя. Полностью сил еще не набрался. Но, несмотря на это, врачи говорят, что поправится. Операцию сделали, чувствует себя хорошо. Даже сознания не терял. Иосиф Виссарионович послал к нему врачей из Москвы, уход у него будет что надо, — продекламировал Петрович.
— Слава богу, нельзя нам терять таких людей. Может, вообще зря мы придумали эту игру с отстрелом?
— Во-первых, что сделано, то сделано. Во-вторых, мы получили то, что нам было необходимо, а в-третьих…
— А в-третьих, то же, что и во-первых, — перебил я Истомина.
— Совершенно верно, — не обращая внимания на нарушение субординации, сказал Истомин.
Вылетели мы только через четыре часа. Попросив парней погулять немного, да, вот так некрасиво я поступил, стал прощаться со Светланкой. Получилось два раза. Потом были слезы, просьбы не лезть под пули, мои заверения в том, что буду осторожен.
Самолет летел долго. Сначала нас атаковала пара залетных «мессеров», и мы здорово отклонились от курса. Наши сопровождающие довольно быстро их сковырнули, но наш пилот увел машину глубоко на восток. Потом была посадка в Москве, прямо на аэродроме, нам привезли кучу барахла. В смысле — снаряжение для нас, новые стволы, патроны, даже броники. В придачу погрузили трех докторов, двух мужиков, лет по пятьдесят, и одну хорошенькую женщину, возраст я определить затрудняюсь. Их в медицинские по внешности, что ли, отбирают?
Пока самолет заправляли, мы с ребятами переоделись и стали разбирать тюки с оружием. Оптические прицелы были упакованы в прочные жесткие кофры. Броники получились, зашибись, одев один, я даже попрыгал свободно. Ничего не тянет, не трет, красота! Хотя на фига они нам?
Петрович одернул:
— Это для комсостава фронта, губу-то не раскатывайте.
— Да нам они и на фиг не уперлись! — дерзко ответил я. И, правда, как мы будем в них по городу ползать.
Задачка была еще та. Как в огромном, по здешним меркам, городе отыскать двух, ну может трех, человек, которые очень не хотят, чтобы их нашли. Мурат кое-что придумал, когда сядем, попробуем обсудить с Истоминым.
— А ну, попу прижми! Если не хочешь, чтобы тебе в нее пулю закатали, — сказала куча мусора, рядом с которой я лежал. Я чуть не сделал наоборот. То есть я так вздрогнул от неожиданности, что чуть не подпрыгнул.
— Лежи тихо, я его уже три дня пасу. Не хватало еще, чтобы он меня убрал.
Я опять вздрогнул, пристально вглядываясь. Никак не мог рассмотреть, откуда исходит голос.
— Видишь чего? — решил спросить я, хотя и знал, что нельзя разговаривать на позиции.
