— Серег, тебя велено доставить в Москву, как хочешь, — вернувшийся с сеанса связи с руководством Истомин, огорошил меня тем, что не пустил домой.
— Александр Петрович…
— Извини, не я приказал. Сказали в госпиталь — значит, в госпиталь. Поправишься и к детям поедешь здоровым.
Я не стал даже перечить. Еще в Исландии Петрович заметил то, что я стал покладистее. А мне чего-то стало вообще все пофиг. Смерть друга подкосила меня серьезно. Нет, я и раньше терял знакомых людей, тут немного другое. Я второй раз в жизни потерял — БРАТА! С Муратом мы были настолько близки, через такое прошли, что плакать хочется. Дороже него только дети и Светланка. Конечно, Зимин, Петрович, Дед и остальные мне тоже очень дороги, но они-то живые.
Ли-2, гудя моторами, скакал по ВПП. Еще во время посадки я разглядел встречающих. Увидев машину Лаврентия Павловича, даже загордился: эвон, как меня встречают.
Оказалось, меня ждала еще большая неприятность, чем та, что я привез с собой. Визит на аэродром высокого начальства должен был предотвратить мою негативную реакцию. В автобусе, куда меня занесли, от Берии я узнал такие новости, что вытащил пистолет. Баран! Надо отдать должное Лаврентию Павловичу, не испугался, не стал звать охрану, а просто покачал головой. Нет, в него не хотел стрелять. Просто стало понятно, почему на встречу не приехал Судоплатов. Я просто мог бы его застрелить. А новости были очень тяжелыми.
— Ну, не мог Павел Анатольевич предполагать такого — не мог! Пойми, дел по горло, а тут лучшая диверсионная группа отдыхает. Дело было по силам только твоим спецам.
— Лаврентий Павлович, но ведь группа была не в полном составе, как он додумался их послать? Ведь у нас все роли расписаны. Раз нет двух членов группы, группа не существует!
— Сергей, успокойся и подумай. Идет война, сам не понаслышке знаешь, насколько тяжелая. Каждый человек, особенно такие профессионалы, как твои бойцы, на особом счету.
— Лаврентий Павлович, простите, просто мне обидно до слез… — Я не знал, что еще можно ответить наркому.
— Да, это очень тяжело, Сергей. Поэтому мы и хотим, чтобы ты занялся обучением и подготовкой новых групп. Конечно, когда полностью поправишься.
— Лаврентий Павлович, я буду делать то, что прикажете. Только одна просьба…
— Надеюсь, это в наших силах?
— Если бы это было вам не подвластно, я бы не спрашивал. Можно мне будет отпуск небольшой получить, после госпиталя.
— Конечно. Только после награждения. Месяца хватит?
— Конечно, спасибо. А где парни погибли, Лаврентий Павлович?
— В Польше. Но вовсе не обязательно погибли…
— Кто-то остался? — я вытаращил глаза.
— Капитан Круглов. Он сейчас в госпитале, в очень тяжелом состоянии. Пуля в голове, две в груди и обширные ожоги. С остальными пока не известно. Может, в плену…
— Толя вытянет? — с надеждой спросил я.
— Врачи говорят, что все зависит только от его организма.
— Только он и вернулся?
— Да. Он и сообщил, пока мог, что группа вся разбрелась. Но дело ребята сделали, — добавил Берия.
— Еще бы! Кто у них старшим два года был? — поддакнул Истомин.
Я лишь с грустью опустил голову и закрыл глаза. Тошно, как же тошно мне сейчас. Ей-богу, спасают только мысли о семье. Иначе бы…
Первым в госпитале меня навестил именно он. Павел Анатольевич выглядел уставшим. Начав за здравие, все равно скатились на больную тему.
— Сергей, я не собираюсь извиняться или оправдываться. Я действовал согласно требованиям времени.
«Вы уже оправдываетесь, Павел Анатольевич», — подумал я, а вслух произнес:
— Я все понимаю, немаленький.
— Я знаю, вы как семья были… Сергей, еще не все потеряно. Фронт скоро дойдет до тех мест. Будем искать. Там много концлагерей. Ребята были не простыми солдатами. Все офицеры, знают много. Только одно беспокоит. Могли твои орлы заартачиться и пойти в «последний и решительный»… Ну или как особо важных могли в Берлин увезти.
— Я их, если надо будет, из подвалов Гестапо вытащу.
— Капитан, я никогда не забываю своих людей и обязательно сделаю все, чтобы их достать.
Мне этот разговор начинал надоедать, но не выгонишь же комиссара первого ранга. Своих-то он может и не забывает, да только мы — не его. Истомин подчиняется напрямую Берии.
Меня спас именно Петрович. Я уже хотел притвориться потерявшим сознание, но в дверь просунулась голова Истомина. Комиссар второго ранга, да-да, именно второго, вошел в палату.
— Ну, привет отдыхающим, — улыбнулся мой командир во всю ширину рта.
— Здравия желаю, товарищ комиссар второго ранга! — попытался улыбнуться я.
— Ну ладно, капитан. Выздоравливай поскорее, — отдав честь и пожав мне руку, Судоплатов удалился.
— Не ожидал, что он к тебе придет! — проговорил Петрович, когда за Судоплатовым закрылась дверь.
— Я и сам не ожидал. Хорошо, что вы пришли.
— Серег, ну мы же одни, — Истомин подмигнул мне.
— Привычка, — я улыбнулся.
— Как ты?
— Жить буду. Только вот как?
— Надо жить, жить так, чтобы смерть друзей была не напрасна.
— Постараюсь. Как там мои?
— Представляешь, я еще и сам-то дома не был. Все в Москве торчу. Только отчеты за себя и за тебя писал неделю.
— Спасибо, что избавили меня от этого. Вообще не представляю, как что-то писать. Голова пустая какая-то.
— Ничего, это пройдет. Но все-таки ты мне должен рассказать, что там вышло у вас с Муратом. А то я твой отчет еще не сдал. Не могу же я сам за тебя все описать.
— Да просто все было, как в кино, — я начал рассказывать.
В госпитале под Москвой я провел полтора месяца. Вердикт врачей был неутешительным. Рана в ноге была очень грязной и запущенной. Видимо, врач в Исландии не полностью ее вычистила. Нога гнулась очень плохо. Даже спустя такой срок я все равно ходил с палочкой. Как старик какой-то! Хотя Истомин подшучивал:
— Ты ни хрена не понимаешь! Эта трость тебе солидности придает.
— Ага, в двадцать один год.
— Причем здесь возраст? А если всерьез, то ты своими тренировками быстро от хромоты избавишься.
— Надеюсь.
Также не прошло бесследно и ранение в голову. Постоянно мучили головные боли. Первую неделю блевал каждый день, стабильно. В брюхе вроде все в норме.
Получив документы при выписке, на улице с удовольствием увидел Петровича. Тот сиял как начищенная бляха.
— Ну, наконец-то, — выдохнул он и похлопал мне по спине руками. Обнявшись и сжав друг друга в объятиях, мы простояли несколько минут.
