– Ты не переводи разговор, – строго шепнула Таня. – Я сразу поняла, что это ты.
– Это не я.
– Я видела ваши с Бобкой переглядыванья. Чей это мишка?
– Ничей.
– Ты его украл, – повторила сестра.
Рассказать Тане правду было невозможно. Никому ее нельзя было рассказывать. Уж лучше бы украл, чем то, что он сделал. Он их предал. Он своими руками привел Ворона. К тете Вере. К ним. И неизвестно, что теперь из этого выйдет. Было тошно.
– Я его нашел, – не сдавался Шурка.
– Где? – не сдавалась и Таня.
– Ой… Слышишь?
Шепот был тихим, но ясным.
– Не виляй, – прошипела Таня и сердито принялась втолковывать: – Если я лопухнулась с красками, то это не значит, что можно так делать! Это же воровство, понимаешь? Все равно воровство. Даже если из лучших побуждений. Если б я подумала, я бы эти краски пальцем не тронула!
– Я его нашел.
– Где?
Из темноты донесся возмущенный Бобкин голос:
– Мишка, ты что? Немедленно извинись!
Бобка в своей кроватке, похоже, продолжал какую-то дневную игру. Но Шурке было не до него.
– Ой… Ты слышала? Вот опять.
Он не сомневался: «ненавижу этих детей», именно эти слова. Шепотом, но совершенно ясно.
– Шурка, не финти, – холодно отрезала Таня.
Видно, она ничего не слышала. Не слышал и Бобка.
– Это некрасиво, – наставлял он мишку.
Клацнул зубами и улегся поудобнее невидимый в темноте Бублик.
Шурка ждал, но тетя Вера все хлюпала носом.
Конечно, тетя Вера. Кто же еще мог так сказать!
«Неужели она нас ненавидит?» – поразился Шурка. Но поверил.
Он вдруг понял, что тетя Вера жила совсем не так, как привыкла, как ей хотелось и нравилось. Затаилась. Обозлилась. Связалась с врагами. И теперь попала в новую беду. Из-за них…
Шурка не успел додумать.
– Вот что, – вдруг шепотом заговорила Таня. – Отпирайся сколько влезет, но мишку надо вернуть.
– Ты что!
– Где взял.
– Да не крал я его!
Но как объяснить? Нельзя же рассказать остальное.
– Ага, нашел. Я поняла, – отчеканила Таня. – Завтра же вернешь, где нашел. Я сама верну. Не обсуждается.
– Свихнулась? – Решительный тон сестры Шурку не просто удивил – обидел. – Ты-то тут при чем?
– Я должна это исправить.
– Ты что, теперь против нас с Бобкой?
Но Таня была неумолима:
– Так надо. Ради одного человека.
– Ради тетки Верки?!
Таня не ответила. Значит, да.
– Тоже мне, – возмущался Шурка. – Она нас ненавидит, а ты…
– Эй вы! – сдавленно, в нос, крикнула тетя Вера. – А ну спите там.
С Таниной стороны шебуршнулось, скрипнуло. Наверно, сестра накинула на голову одеяло и отвернулась к стене.
– Теоретически, – возразила Таня, – она могла напасть на кого угодно.
– Но сцапала нас! И я ей помог!
– Ты же не знал… И вообще, мы быстро бы вывели этого поганого мишку на чистую воду. Просто мы тогда друг с другом не разговаривали.
Шурке стало больно.
– Давай больше никогда не ссориться, а, Тань?
– Давай, – сказала она неохотно и крепче обхватила Бобку.
– Ты чего?
– Не знаю. «Никогда» сейчас стало таким непонятным, коротким. Может, завтра его не будет совсем.
– Глупости!
Таня промолчала.
– Мишка вовсе не поганый, – вмешался Бобка. – Он не виноват. Он просто такой.
Глава 14
Все оклеивали окна.
Дома по обе стороны канала стройно гляделись в собственное отражение: день был тихий и ясный. Не верилось, что война.
Они прошли по ажурному мостику. В воде рисунок на окнах лишь иногда подергивался рябью, но тотчас спохватывался: полоски, клеточки, ромбы. Кто-то постарался и на своем окне полосками бумаги изобразил солнце: бумажные ленточки лучей должны были удержать стекло, если вдруг рядом грохнет взрыв.
Серебристые туши аэростатов парили высоко в небе и украшали его, будто в праздник. Стальные тросы, удерживавшие их с земли, издалека были не видны: казалось, стая китов дремлет в летней голубизне.
– Это не значит, что все эти люди паникуют и думают, что в Ленинград ворвутся фашисты, – сказала Таня.
Шурка шагал немного впереди, и Танины слова отскочили от его спины горохом. Он упер руки в бока, спиной старательно излучая презрение. Рядом, в такой же точно позе, только без презрения, шел Бобка. На ходу Шурка быстро написал что-то в самодельном блокноте, оторвал листок. Отдал Бобке.
Бобка обежал тетю Веру сзади, сунул листок Тане. Та развернула. «Дура», – значилось на нем. Таня скомкала записку.
– Таня права, – сказала тетя Вера. – К тому же людям надо помогать.
Помогать? – засомневалась Таня. Толстуха, одетая в пальто и шубу, явно была не из тех, кому требуется помощь. Она сама требовала, выгрызала, вырывала когтями.
Бобка шел рядом с Таней. Ждал, не будет ли ответа. Его не было. И Бобка взял Таню за руку.
Тетя Вера вздохнула и посмотрела на Таню. На Шурку.
– Товарищи, вы не хотите объяснить мне, что происходит?
Витрины большого книжного магазина были заложены тугими серыми мешками. Солнце нагревало им бока. Прохожие шли мимо. Совершенно обычные – в жакетах, шляпах, рубахах, летних туфлях. Поодаль трамваи так же привычно бренчали по проспекту среди мостовой, касаясь проводов поднятыми рожками.
– Шурка?
Тот пожал плечами, не вынимая руки из карманов.
– Мы играем в почту, – хмуро сказала Таня.
Свернули.
– Вот эта улица, – сказала тетя Вера.
В сторону Эрмитажа медленно прокатил грузовик, замаскированный свежими зелеными ветками, – словно снялась с места небольшая рощица. Шурка проводил его взглядом.
Тротуар мела дворничиха. Завязки фартука делили ее фигуру на два куба.
Тетя Вера отыскала табличку с номером дома. Сверилась.
Колючая метла замерла. Дворничиха глянула подозрительно.
– Вы к кому, гражданка?
– К Парамоновым, – ответила тетя Вера.
Дворничиха заулыбалась.
– А, да-да… Да-да…
