Таня глянула на Шурку испуганно. В глазах у нее оранжевыми точками отражался огонек свечи.
– Она не злая, – повторил Шурка. Но уже не слишком уверенно.
Таня быстро накрыла печенье подушкой. Шурка отпер.
– Вот что, – нервно затарахтела Маня. Глаза горели на впалом лице. – Я тут посчитала: дров я вам одолжила вовсе не на сорок, а на сто рублев! А вы тут разбогатели, смотрю. А надо бы долг отдать.
Она норовила войти. Сдвинуть Шурку.
– У нас нет денег, – пискнул Шурка.
Таня бросилась стремглав, сунула Мане твердые камушки конфет и, пока та смотрела в ладонь, ловко толкнула ее и опять заперла дверь.
Несколько мгновений тишины – и в дверь снова забарабанили так, что Бобка вздрогнул.
– На сто рублев у меня дров извели! А кто отдавать будет?!
– Шурка… – в Танином голосе стояли слезы. – Она не отстанет, пока мы ей не отдадим все.
В дверь бухали уже ногой: бум! бум! бум! И каждый раз Бобка подскакивал.
– Шурка!
– Погоди, сейчас кто-нибудь из соседей прибежит на шум и уймет ее.
Бум! Бабах!
– Ты давно хоть каких-нибудь соседей видел?
– Мы же в школе были, – возразил Шурка. – Я был. И вообще, ходили туда-сюда.
Дверь тряслась: бум! бу-бум!
– Ты что это, гадина, безобразничаешь? – грохнул издалека голос. – Имущество портишь!
Но это был голос не соседки с косой, не соседки в очках, похожей на сову, не соседки-старушки, не соседки с неандертальским лбом и тем более не соседа. Это был голос дворничихи. Таня и Шурка слушали из-за двери ни живы ни мертвы.
– Сама гадина, – хрипло огрызнулась Маня. – Не твое дело. И имущество не твое. Катись к себе в дворницкую.
– Очень даже мое.
– С каких это пор, интересно?
– А это видала?
Неизвестно, что там показала Мане дворничиха, но стало тихо.
– Не вижу. Что ты мне бумажку суешь? Что я тебе, летучая мышь, чтобы в темноте читать? – предприняла новую атаку Маня.
– А я тебе спичечкой посвечу. Я тебе, гадине, вслух прочитаю. Ордер это, курица ты слепая! Живу я теперь здесь, вот чего!
– За парамоновским добром приперлась, скажи лучше.
Шурка, Таня и Бобка молчали. «Парамоновское добро» мерцало отблесками пламени из темноты, будто смотрело на них крошечными оранжевыми глазками.
– А плевала я на твое мнение, Манька. Кончилась твоя власть криком. Вот ты где у меня теперь! Я теперь ответственная по квартире…
Глава 46
Ночью спали тревожно. Натянули на себя все, что нашли, и все равно мерзли. И все время что-то отвлекало. То зудело и хотелось почесаться под слоями одежек, то донимали мысли о печенье, конфетах, изюме, то казалось, будто кто-то шаркает в коридоре.
А утром стало тихо и нестрашно. Только очень холодно. Выскользнув из-под груды одеял, Таня сразу перебралась в пальто. Передернула плечами: за ночь оно остыло, подкладка холодила. Таня отодвинула край светомаскировки: в комнату плеснул золотистый снежный свет. От окна поддувало.
Надо было искать дрова. Самим. И воду. Самим. И хлеб. Самим. Но это потом, потом.
С мамой все будет иначе.
– Она нас наверняка ждет на старой квартире, – вдруг сказал Шурка, заматывая шарф.
Таня помотала головой.
– Если посылка приехала, то человек тем более!
– На какой старой?
– На тетиной старой. Идем!
– Ерунда.
– Таня, она не знает этого адреса.
– Я тоже хочу к маме!
Бобка почти не помнил маму, но помнил, что мама – это очень хорошо.
– С Бобкой мы не дойдем. А с Бубликом – тем более.
– Что ты предлагаешь?
– Ты их карауль. Я одна схожу и приведу.
– Нет, Таня, вместе.
– Но мы не дойдем с Бобкой! – чуть не заплакала сестра.
Бобка сидел, обняв мишку, и смотрел серьезно.
– И не спорь, Бобка!
Он и не спорил. Только шмыгнул носом раз, другой, потом раскрыл рот и заревел.
– Бобка, ну ты же пойми! – всплеснула руками Таня.
– Я ее боюсь…
– С тобой Шурка будет! И Бублик! А мама придет – и ей покажет!
– Я с ва-а-ами!
Шурка вспомнил женщину у детского сада.
– Вот бы санки нам. Мы бы тебя, Бобка, домчали с ветерком.
– Шурка! Что ты его только растравляешь! – рассердилась Таня. – Один мост какой длинный!
На прежнюю тетину квартиру нужно было идти через Неву.
– Ну вот что, Бобка, – нашлась Таня, – вот тебе настоящие часы, – сняла она их с запястья и протянула брату. – Тети-Верины, золотые, между прочим, так что не очень-то!
Бобка, хлюпнув носом, бережно принял их в ладошки. Часы были еще теплыми от Таниной руки.
– Будешь сам по ним время смотреть. Когда эта стрелка дойдет вот сюда, тогда мы и вернемся.
Бобка благоговейно наблюдал неслышную работу механизма. Отогнул край шапки. Приложил к уху.
– Тикают…
– Конечно, тикают. Я их сегодня утром завела, на несколько дней хватит.
– Я спрячусь, – предложил Бобка. – Я хорошо прячусь.
– А ты можешь? – обрадовалась Таня. – И с Бубликом?
– Погоди, Бобка, – остановил его Шурка. – Покажи сперва. Может, это неудачное место.
– Вы, главное, придите с мамой!
– Мы с ним столько играли в прятки. Он точно знает хорошее! – уверила Таня, помогая Бобке застегнуть часики; они болтались свободно на тоненькой руке. Нахмурилась, натянула на них рукав Бобкиного свитера, оправила сверху рукав пальто. – Знаешь ведь, Бобка?
Бобка подошел к комоду. Втиснул туда Бублика, потом мишку. И исчез – хотя комод вроде бы стоял вплотную к стене.
Шурка заглянул за комод: его мраморная столешница слегка выступала назад, и между задней стенкой и стеной оставалось небольшое пространство.
– Здорово, – признал он. – Но… А если она отодвинет комод?
– Она же не будет знать, что Бобка там.
– А если Бублик зарычит и выдаст?
– Бублик не такой дурак, – отозвался Бобка из-за комода.
– А мишка? – не удержалась Таня.
Бобка высокомерно промолчал.
Остатки печенья засунули туда же. Бумажные упаковки витаминов Таня забросила на печку. Конфеты рядком сложили за диван. Даже если дворничиха или Маня найдут что-то одно, то все сразу они найдут вряд ли.
