— Спросите.
— Можно я вас поглажу?
Чайка, переступая ластами, повернулась к ней боком. Таня осторожно протянула руку. Чайка оказалась удивительно гладкой и плотной на ощупь.
Шурка немного рассердился на Таню за эти девчачьи глупости. Чайкам же сверху всё видно. Вот кого надо спросить по существу!
— Черный Ворон! — крикнул Шурка, выныривая из-под Таниного рукава к чайке. — Слыхали про такого?
Чайка с шумом подбросила себя в воздух и в мгновение ока была уже высоко.
Ее уже было не отличить от остальных.
— Ворон! Ворон! Ворон! Там! Там! Там! — то ли плакали, то ли хохотали они, качаясь на ветру.
— Таня, Ворон там! Таня! Бежим! — забился, завопил Шурка, рванувшись к домам. Таня сломя голову помчалась за ним.
Они юркнули в подъезд на набережной. Косой луч от фонаря проходил сквозь мутноватое, давно не мытое окно и показывал, что пол выложен цветной плиткой. На площадке в полумраке белел мраморный амур с отбитым крылом. Когда-то, еще при царе, этот дом был богатым и роскошным. Теперь, как и тот, где жили Таня и Шурка, его заселили новыми жильцами, роскоши никогда не видавшими, — по семье в каждую комнату. Потому что в советской стране все равны.
— Кто там был? — шепотом спросила Таня, неслышно опуская на пол футляр.
— Не видел, — прошептал Шурка.
— Ты же крикнул «Ворон»! — Таня с досадой всплеснула руками.
— Это они крикнули «Ворон»… а я подумал… Таня! Я читал, у чаек знаешь какое острое зрение!
— Ах ты трус…
Таня с досадой пнула футляр. Скрипка охнула.
На набережной слышался шум мотора.
— Паникер несчастный, — голос Тани зазвенел. — Ты только зря спугнул чайку. Из-за тебя мы ничего у нее не узнали! Трус!
— Я трус?!
— Несчастный трус! Из-за тебя всё! Трус! — Таня затопала ногами.
— Я не трус!
Шурка рванул на себя ручку двери. И выскочил из подъезда.
Совсем рядом громыхал мотор.
— Ой, — сказал Шурка.
— Шурка, стой!
Но Шурка ловко схватил валявшийся рядом огрызок палки и вставил снаружи между дверными ручками.
Потом он не мог объяснить, почему так поступил.
— Не могло же быть, Таня, что я тогда что-то понял? Не могло же?..
Напрасно Таня трясла изнутри дверь.
— Шурка! — неслось из-за двери. — Открой!
— Таня, не ори, — Шурка старался говорить спокойно. — Тебя потом кто-нибудь из жильцов выпустит. Не бойся! Главное, иди к тете!
«Я найду маму, Бобку и папу».
— Шурка! Ну я тебе задам! — завыла Таня из заточения.
Шурка прижался спиной к двери, словно надеясь унять ее толчки: Таня билась плечом изнутри. Вдоль набережной прыгали столбы света.
— Шурка, не глупи!
«Ворон сам меня к ним отнесет». Шурка бросился прочь от подъезда с плененной Таней. Чтобы не выдать сестру. Побежал по мостовой.
Черный Ворон крался не спеша по набережной, словно прислушиваясь к домам и окнам.
Он казался огромным, но в остальном совершенно обычным — таких полно на улицах. От этого становилось особенно жутко. Поблескивали черные лакированные крылья.
Шурка бежал ему навстречу, размахивая руками.
Сердце билось до боли. Было очень страшно.
«Я не трус, — приказал себе Шурка. — Я докажу».
— Эй!.. Эй вы!.. Вы меня ищете.
Ворон остановился. Шурка прямо стоял перед ним. Под мышками сделалось горячо. Круглые глаза Ворона без всякого выражения смотрели на Шурку.
И Шурка сказал:
— Я здесь.
Глава 7
Ворон, похоже, любил серый цвет. Всё было либо серым, либо сероватым. Либо серого оттенка.
Иногда к серому примешивали какой-нибудь другой. Совсем чуть-чуть. И, видно, лишь когда иначе было никак не обойтись: например, не хватало краски.
Стены от пола до середины были серо-зелеными, а выше — серо-желтыми. Серо-бурыми были плитки пола. Тускло светили лампы в металлической сетке. От этих стен и света Шурке сразу захотелось спать.
— Прямо сидеть! — рявкнула на него женщина в серой косынке. Она сидела за большим столом. И выглядела как два серых квадрата, поставленных друг на друга: квадрат-блуза, квадрат-юбка, а под ними ноги-тумбочки в серых чулках и серых войлочных туфлях.
От окрика Шурка испуганно выпрямился. На миг ему показалось, что он узнал ее: тетя Дуся?
Женщина наклонила голову в серой косынке и снова принялась строчить в большой конторской книге.
Нет, откуда здесь быть тете Дусе… Померещилось.
Шурка мысленно окрестил квадратную женщину Тумбой.
Окно в комнате было. До половины оно было закрашено серо-белой краской. Как будто здесь не хотели, чтобы кто-нибудь заглянул снаружи и увидел… Что?
Шурка не знал, где он. Он помнил, как бежал по набережной, как стояли, склонив голову, фонари. Как его схватили поперек туловища. Как было темно и пахло табаком. Темно и тряско. Потом опять темно. А потом — вот эта женщина. Она расписалась на листке и поволокла его сюда.
Не женщина — Тумба.
Она грохнула стулом, встала. Выдвинула ящик стола, что-то оттуда взяла.
Подошла к Шурке. Окутала его по самый подбородок сероватой простыней. У самого уха защелкало. Шурка почувствовал, как к его шее и голове стали прикладывать что-то холодное. Увидел, как на колени стали падать клоками его собственные волосы. Щелкая машинкой, женщина прокладывала на Шуркиной голове дорожки. Клоки мягко валились на колени и плечи, скатывались по простыне на пол. Голове стало прохладно, кое-где жгло.
«Как там Таня, как Таня… — думал Шурка. — Только бы ее не поймали».
Ему не было страшно. Шурке казалось, что он затаился и замер внутри самого себя, как заяц в норе.
— Раздевайся, — прогудела огромная женщина.
Шурка с трудом справился с непослушными пуговицами.
Почему же дрожат пальцы? Ведь ему не страшно.
Он аккуратно сложил свои вещи на ботинки. И стоял голый, дрожащий; пол под ступнями казался ледяным.
Женщина всунула ему в руки серую стопку. Здешняя одежда напоминала пижаму.
— Ботинки велики, — сказал Шурка.
— Что?! — вдруг заорала Тумба. — Да ты спасибо скажи!
Она хлопнула обеими ладонями по столу. Шурка вздрогнул.
