— Каждый день жрачка? Три раза в день?!
Глаза его заблестели какой-то тайной мыслью. Но Шурка не обратил внимания.
А если бы и обратил? Другого друга в этом странном не-Ленинграде у Шурки всё равно не было.
Зима всё прилежнее упражнялась перед тем, как взяться за город.
Лужицы по утрам уже подергивались ледком.
Вскоре после первых холодов витрины магазинов украсили портретами. Чаще всего попадался портрет с длинным носом-клювом и черными усами, но и в остальных тоже было что-то воронье. На домах растянули лозунги. Вокруг стучали молотки. На площадях строили трибуны. Дворники мели улицы особенно ожесточенно. На столбы рабочие вешали гирлянды и хвойные ветки, перевитые лентами. Мелькали слова «7 ноября» и «день революции». Надо же, удивился Шурка: похоже, здесь отмечали советские праздники.
Весело треща барабанами, проходили колонны школьников. Поочередно вскидывая к груди кулаки, они звонко печатали шаг: левой, правой, левой, правой. В ногу. Как один. Они упражнялись перед главным большим парадом на главной площади. «Вольно!» — кричал вожатый. Мальчишки задирали девчонок, девчонки дразнили мальчишек, все они хохотали, кричали, хором пели песни.
Шурка видел, каким взглядом провожал их Король. Тоскливым.
— Бежим. Пройдем с ними немного, споем, — предложил Шурка. — Всё равно они нас не видят.
От слов «не видят» губы у Короля дрогнули. Он схватил кусок кирпича и швырнул в пионеров.
Камень пролетел сквозь колонну, никого не ужалив. Покатился.
Пионеры прошли. В воздухе удалялся треск и рокот барабанов, резкие вопли медных горнов, смех. Король смотрел им вслед.
— Пойдем, Король, — дернул его за рукав Шурка. — На рынок. Жрачки украдем. Колбаски бы сегодня, яблочка… Эх, хорошо, когда тебя не видят! — с преувеличенной бодростью добавил он, стараясь утешить.
Король отвернулся. Он кусал губы.
Шурке стало его жаль. Независимый и нахальный Король страдал от одиночества.
— Возьми, — вечером сказал ему Шурка. И протянул карточку.
Дама в шляпе. Уголки фотографии давно потрепались, и сама она стала мягче.
Король недоверчиво глянул на него.
— А тебе чего взамен?
— Ничего. Дарю.
Король протянул грязную руку. Взял осторожно, чтобы не испачкать.
В подвале было темно. Смутно белели цветы на огромной шляпе.
Король достал спички. Зажег. Ему хотелось хорошенько разглядеть подарок.
Отбросил догоревшую спичку. Зажег следующую.
— А что здесь написано? — он перевернул фотографию.
— Ты что? — возмутился Шурка. — Чужое читать нельзя.
— А тырить можно?
Шурка осекся. Король был прав.
— Ты где ее слямзил?
Шурка рассказал про Тумбу.
Король снова перевернул снимок. При свете спички Шурке на миг померещилось, что дама чем-то похожа на Тумбу. Как будто юную красавицу проглотило чудовище, и теперь она была замурована в жутком теле.
Спичка погасла.
Показалось, подумал Шурка.
— Прочитай мне, — пристал на следующий день Король.
— Нельзя читать чужое, — заупрямился Шурка.
В руке у него была сворованная бутылка молока. Король выразительно на нее посмотрел и хмыкнул. Шурка покраснел.
Король жадно глядел на непонятные значки.
— Да мне не надо всё читать. Может, я просто хочу узнать имя. Может, тут и адрес есть.
— Зачем еще?
— Тебе жалко? Ну посмотри… Свинья, — обиделся он, пряча фотографию.
— А хочешь, я тебя назначу принцем улицы? — в другой раз подступился он. — Эта сторона будет моя, а эта — твоя. А? Принц? Звучит?
Не успокоился он и днем позже:
— Кто тебя научил всему? Кто тебе котлы показал? Кто тебя спасал всё это время? Свинья ты неблагодарная.
Шурка дрогнул.
Король тотчас вынул фотографию.
— Я только имя посмотрю! Учти! — предупредил Шурка.
— Да убери ты руки свои жирные! — довольно заворчал Король. — Осторожно! Не запачкай! С моих рук смотри!
Шурка завис над карточкой, вытянув шею.
Он изо всех сил вглядывался в строчки. Это были совсем не такие буквы, каким учили в школе! Буквы, которым учили в школе, были печатные: угловатые, крепкие, ясные, каждая стояла сама по себе. А эти — как пишут взрослые. Они петляли, цеплялись друг за дружку. Только одно и понятно — где одно слово кончается и начинается следующее.
— Ну? — Король ткнул Шурку в бок. Разочарованно воскликнул: — Эх ты, грамота!
Он сам стал разглядывать строчки.
— Вот, гляди: это точно адрес.
Король грязным ногтем показал на две цифры в самом низу. 8 и 4.
— Может, это год.
— Номер дома, — уверенно заявил Король.
Шурка сдвинул брови, всматриваясь в каракули.
Рогатенькая заглавная буква напоминала «М». Кружок за ней мог быть только «о».
— Мо, — произнес он.
— Морская? Марата? — гадал король. — Манежная?
— Ты чего, тут же «о», а Марата и Манежная пишутся через «а».
Король ничего не ответил.
— Мойка? — предположил он.
Шурка сосчитал буквы после «Мо». Оставалось три.
— Может, — подтвердил он.
— Ага! — радостно воскликнул Король, взмахнув кулаком. — Видал? Я тоже кое-что умею. Не хуже вашего. — И убрал снимок за пазуху.
Шурке это показалось странным: когда он хотел разыскать тетку, Король уверил его, что не знает ни Петропавловской крепости, ни зоопарка, ни Эрмитажа. А оказывается, знал Мойку. И Морскую улицу, и Марата, и Манежную площадь.
Но Шурка отогнал неприятное чувство.
Они довольно долго болтались по улицам, высматривая, что бы стянуть на обед. От магазина к магазину, от рынка к рынку. От лотка к лотку. Королю сегодня ничего не нравилось.
— Яблоки! — предложил Шурка.
— Кисло.
— Булка!
— Надоело.
— Ветчина!
— Хочу рыбы.
— Селедки!
— От них пить потом захочется.
Король упорно тащил Шурку дальше.
И, наконец, воскликнул:
— Ура!
— Что?
Магазинов здесь вообще не было. Только подальше виднелись вывески «Баня» и «Керосин». За низким чугунным кружевом плескалась вода, берега ее были забраны в гранит.
