Она раскинула крылья и дала ветру унести себя прочь.
— Ура-а-а-а!!! — оглушительно орали дети Ворона. Задние жадно напирали. Первые уже тянули руки к своим жертвам. Предвкушали миг, когда сомкнут пальцы. Вот-вот. Глаза их горели злобным счастьем преданности.
Бобка ревел. Его горе придало Шурке силы. Он отчаянно глянул вниз.
Но что это? Вдруг в воздухе перед ним замерцали ступени. Сквозь них чернела пропасть. Мерещилось это Шурке? Он отскочил. Ступени исчезли. Он сделал шаг вперед. Снова мерцающие полоски.
И тут цепкие серые ручонки схватили Бобку за рубашонку. Шурка наотмашь ударил. Вой. Руки на секунду разжались.
Схватив Бобку в охапку, Шурка ринулся вперед.
Он ждал, что нога провалится в пустоту. Что они с Бобкой полетят вниз.
Но неожиданно нога нашла опору.
Ступенька. Еще одна.
Они появлялись по мере того, как Шурка шел вперед. И таяли, едва он убирал ногу.
— Не смотри, Бобка. Только не смотри вниз.
Несколько серых фигурок ринулись было за ними. Но едва не сорвались. Товарищи втянули их обратно за шиворот. И теперь стая лишь дрожала от злобы и выкрикивала что-то, стоя на самом краю пропасти. Они не осмеливались сунуться дальше.
За спиной Шурка услышал свист. Барабан. Обернулся.
Серые фигурки выстроились в ровную колонну и маршем втянулись обратно в коридор. Свет там погас. Только черная стена стояла.
— Вперед, вперед, — шептал Шурка.
Ступеньки складывались в хрупкий подвижный мост без перил.
«Так вот что значит — не бояться, — думал Шурка. — Это значит — очень-очень бояться, но всё равно идти вперед, только вперед».
Бобка глядел по сторонам. На небо, на чаек с вытянутыми в полете розовыми лапками. Он шел с братом, брат держал его за руку, и о большем Бобка не волновался.
«Хорошо быть маленьким», — подумал Шурка. Он больше так не умел.
Мост пошел под уклон.
Города уже не было видно.
Мост упирался прямо в дверь. Шурка открыл ее.
Коридор. До половины выкрашен унылой темно-зеленой краской. Лампы на потолке забраны металлической сеткой.
Шурка шумно сглотнул. Нет, только не это. Только не опять.
Их с Бобкой шаги стучали по плиткам пола. Отдавались эхом. Дневной свет рассеянно струился сквозь маленькие окна под потолком. Ложился светлыми квадратами на пол. Что-то кричали растянутые на стенах лозунги.
Опять дверь. Обитая дерматином, вся в гвоздиках. Похожая на стеганое одеяло.
Шурка повернул ручку. И замер.
В высокой светлой комнате за столом, под усато-носатым портретом с надписью «Друг детей», сидела огромная тетка в форме. Она что-то писала.
Тетка в форме недовольно вскинула глаза на Шурку и Бобку.
— Вот они, ваши… — угрюмо сказала она, проглотив последнее слово. Нехорошее.
А боком к столу… боком к столу сидели Таня и тетя Вера!
Шурка и Бобка замерли. Это не могло быть правдой. Это, должно быть, какая-то ловушка. Самая гадкая, самая искусная.
Бобка спрятался за Шурку.
На тете Вере был ее беретик.
Таня вскрикнула, но тетя Вера глянула на нее — и Таня снова вжалась спиной в жесткую скамью.
Тетя Вера была немного бледной. От этого накрашенные помадой губы казались очень красными.
Видимо, эти губы очень раздражали тетку в форме.
— Еще можно передумать, гражданочка, — сказала она.
— Где подписаться? — ответила тетя Вера сухим холодным голосом, который обычно приберегала для трамвайных кондукторов.
Тетка в форме хмыкнула презрительно. Поклевала пером в чернильнице. Передала перо тете Вере.
Перо поперхнулось, брызнуло. Тетя Вера вывела свое имя и фамилию. Тетка прихлопнула их большой фиолетовой печатью.
— Забирайте своих… — процедила она, опять проглотив в конце нехорошее слово. И принялась, стуча об стол, ровнять бумаги. Потом положила их в картонную папку. Щелкнула скоросшивателем.
Тетя Вера встала.
— Рискуете, — со значением тяжело произнесла тетка.
Тетя Вера взглянула на нее в упор.
— Чем же я рискую? Объясните мне прямо сейчас, как советский человек советскому человеку. Сию секунду.
У тети Веры были светлые глаза, обведенные черным ободком и с черными гвоздиками зрачков. Это был взгляд, которого не выдерживали уличные собаки, милиционеры и школьные учителя.
— Ну?
Тетка в сером ответила гримасой, но толкнула Бобку и Шурку в спину.
— Идите.
Тетя Вера взяла Шурку одной рукой, Бобку — другой.
Таня стояла и глядела на Шурку и Бобку во все глаза.
Не было объятий, слез.
Они вышли на улицу.
