— Какая тебе разница, ты же сидишь и думаешь только о том, как бы поскорее отвести меня на Площадь семи цветов и алой розы. — безразлично сказал я.
— Узко мыслишь, друг Ид Буррый! Тебя туда не отправят, более того, скоро ты выйдешь на свободу.
— Не понимаю? — позабыв о всякой предосторожности, спросил я.
— Ну, недавно встретиться мне довелось с твоей подружкой. Я, приняв печальный вид, поведал ей грустную историю о твоем несправедливом аресте. Не бойся, про украденную шлюху я не говорил, так что любите себе друг друга, пока не надоест. Она думает, что ваша связь повинна во всем. И знаешь где сейчас твоя избранница?
— Где?
— Порхает вокруг своего папочки и требует от него ходатайства в твоем деле. В общем, зная этих людей, я заключаю, что скоро ты будешь освобожден благодаря вмешательству главы Департамента всеобщей справедливости. Понимаешь? Сам господин Виктор Марптон будет вызволять тебя! Ранее никто еще не удостаивался этого! — с какой-то чрезмерной торжественностью объяснился судья.
— Зачем тебе это? — после недолго молчания поинтересовался я.
— Признаться, я думал, что ты более смекалистый парень, ну да ладно. Все затем, чтоб стереть в порошок эту мразь! Вот и в действии мои средства!.. Представляешь, какой шум поднимется в правительстве, когда я докажу, что Марптон покровительствовал серийному насильнику и убийце Иду Буррому? Когда же сюда примешается влюбленная в маньяка дочурка, то старожилы скажут, что такого накала страстей свет не видывал! Подумать только, я поначалу думал, что великой удачей для меня является факт твоего общения с этой Евой — мол, попробую на этом сыграть, авось что-нибудь да получится, но, видимо, быть счастливчиком на роду мне написано. — затем Ларватус начал философствовать, но я почти не слушал.
Значит, меня освобождают и дают какой-то шанс на спасение. Эту информацию по праву можно считать наиболее важной деталью повествования судьи. На противостояние этих ребят мне плевать, да и не ровня я им, чтоб таскаться с их четой. Сейчас главное придумать, как бы сделать так, чтоб меня не пустили в расход. А этого не миновать, если мозг мой не зашевелится — любой исход этой борьбы заставит пожертвовать Идом и еще кем-нибудь. Надо спасти свою шкуру и по возможности прихватить с собой Еву, ей ведь тоже может не поздоровиться, если ее родитель потерпит поражение. Любовь, мать ее так! Не очень-то удачное время для этого чувства, но ничего не поделаешь — таково уж оно. Что же делать? Надо будет все хорошо обдумать, как выберусь отсюда.
— На этом заканчиваю! — воскликнул Ларватус, завершая какую-то очередную свою мысль. — Мне пора уже, а ты сиди и спокойно жди гостей. Я уверен, что они придут, если же нет, то желаю не спотыкнуться, когда тебя будут вести на обряд очищения. Но поверь, вероятность этого очень не велика. Скоро здесь будет Евочка со своим папочкой. Ну, до встречи. — судья встал, подошел к двери, но выходить сразу не стал, вместо этого он предпочел некоторое время неподвижно стоять, по всей видимости, в раздумье. Эта теория подтвердилась, когда он обернулся ко мне и сказал следующее.
— И кстати, насчет этой твоей шлюхи… Я было хотел ее тебе оставить, но придется забрать: понадобится в будущем. Мне точно известно, что она по-прежнему в твоем доме. Будь иначе, мои соглядатаи разведали бы все детали, но ты не вывозил мешки или хотя бы пакеты. Мне плевать, жива она или мертва, похоронил ты ее или расчленил. В общем, пока ты будешь ждать освобождения, мы заедем к тебе и прихватим девчушку с собой.
«Ну что? Прощай Ипполит» — подумал я, смотря на закрывающуюся за Ларватусом дверь. Да, с ученым вряд ли будут так сюсюкаться, как со мной. Вспомнят ему былые грехи, приплюсуют новые… Да уж, только мне удалось обрести отца в лице своего ближайшего соратника, как я вынужден сразу же расстаться с ним. Его спасти, кажется, совсем не возможно. Прости, папа! Будь все в моей власти, ты бы стал одним из самых счастливых людей в мире, несмотря на то, что твои уста ни разу не произнесли обращенного ко мне слова «сын»…
История у меня, конечно, далеко не прозаическая. Мать умерла после родов, а затем отец инсценировал свою смерть, чтобы скрыться. Почему так все? У меня есть мыслишки, но близки ли они к реальности? Мне почему-то кажется, что родившая меня Фина Креоль была убита Ипполитом, который таким образом заметал какие-то следы. В пользу этого говорит и его исчезновение, имевшее место быть сразу же после кончины матушки моей. Если данные гипотезы верны, то получается, что именно я всему виной — видать, мой организм есть результат опытов дорогого доктора. Не зря же он упоминал будто бы присущую мне идеальность и утверждал, что именно моя половая система является наиболее подходящей для зачатия нового человека. А коли так, до далеко ли ушел Ид Буррый от названного им подделкой Кита Лера? Ученый по фамилии Рад сотворил меня, используя свое семя, яйцеклетку какой-то женщины и кучу научных приборов. Значит, мать моя ничем не отличается от десятков украденных мной женщин, и ей, как и им, была отведена роль инкубатора? Понятно, почему добряк-папаша уничтожил ее, но зачем он сделал так, чтоб все считали его мертвым? Наверное, кто-то стал подозревать его в чем-то, во всяком случае только такое предположение придает абсолютную стройность моей теории. Была пора, да прошла, теперь результат опытов тех времен сидит на полу в камере и думает о том, как бы спасти свое брюхо от крайне вредоносных посягательств сильных мира сего. Так что сейчас надо сконцентрировать мысли на собственной персоне.
В общем, я скоро вновь возвращаюсь на волю, но свобода моя будет безопасной очень непродолжительный промежуток времени. Это говорит о том, что мне придется скрываться, ибо дом мой теперь является запретной зоной, однако хотя бы раз мне его посетить еще придется: нужно забрать все деньги, что там есть, приспособления для наложения грима и еще кое-какие вещички. Потом придется постоянно менять свою внешность и место жительства. План, конечно, не идеальный, но так у меня хотя бы будет больше шансов оставаться вне пределов полицейской досягаемости… Да уж, как же легко я смирился со своим падением: еще пару часов назад метил в отцы нового человечества, а теперь обдумывают как бы получше обустроить предстоящую крысиную жизнь. Не думается мне с сожалением почему-то о том, что все рухнуло и, выходит, все совсем напрасно было. Накрыли нас до тех пор, как удалось достичь желаемого, да так накрыли, что даже времени не оставили для ухода в подполье. Ну, мне-то позволяют туда нырнуть, а вот Ипполита лишили данной возможности, а без него никогда ничего не получится, так что моя жизнь вне закона ни к чему толковому не приведет — лишь тысячи дополнительных глотков воздуха, до безобразия похожих друг на друга и абсолютно бесцельных. Так зачем же прятаться, если жизнь не представляет никакой ценности? В том-то и дело, что незачем, а очень хочется — совсем нет никакого желания обзаводиться безруким и безногим телом, которое будет верным спутником моего разума до самого конца. Вот это хороший стимул! Надо бы с Ларватусом поделить своими умозаключениями…
Глава VI
И вот дверь моей камеры открывается опять, но на сей раз я вижу так обожаемое мной девичье личико, принесшее мне спасение. Ева, войдя в помещение первым делом громко произносит «Ид!» несколько раз и ждет ответа, замерев в одной позе недалеко от входа. Милая сценка, до того милая, что аж жить только ради такого и хочется, а может, сейчас я просто оправдываюсь, пытаясь не в столь постыдной форме представлять свою готовность к жизни на дне. В любом случае появление моей возлюбленной в участке было очень радостным и бодрящим событием для меня, а философское разглядывание первопричин этих замечательных эмоций не представляет важности и интереса.
