Из-за бешеного темпа побега ткань, обволакивающая тело моего сына, перестала быть в нужном порядке сложенным куском материи, вследствие этого малыш был укутан с головой. Я стал разворачивать налегшие друг на друга слои пеленки, стараясь как можно быстрее высвободить его лицо.
Губы неподвижны, глаза закрыты, и каждый мускул расслаблен. Мне вспоминается, что сын перестал кричать почти сразу после того, как рука моя получила толчок. Именно этой рукой, согнутой тогда полукольцом и упиравшейся кулаком в бок, я и держал его. Пуля досталась не мне, поэтому не было боли и поэтому лишь легкое, едва ощутимое воздействие почувствовало мое тело.
Пуля пробила насквозь его стопу чуть ниже пальцев, а затем под небольшим наклоном устремилось к промежности. Она проделала дыру в паху и затерялась где во внутренних органах: выходного отверстия нет.
Так умер несостоявшийся отец нового человечества, так умер спаситель. Умер, даже не успев стать человеком.
Что же мне делать теперь? Что угодно, главное только закончить с недавно начатым делом, главное только дорыть голыми руками маленькую яму, чтобы потом положить в нее тело убиенного сына моего.
Эпилог
Приговор будет приведен в исполнение через два часа, а пока я могу продолжать наслаждаться своими руками и ногами. Меня схватили вчера, а на сегодняшнюю ночь уже назначили «очищение». Слажено и быстро работают.
Мое бессознательное тело было обнаружено посреди леса полицейскими. Руки были испачканы кровью и, как почти все остальное, землей. В таком плачевном состоянии я был доставлен сначала в госпиталь. Там меня привели в порядок — отмыли, нарядили и ввели внутривенно питательные вещества. О этих всех манипуляциях, производившихся над моим организмом, мне известно лишь по догадкам, так как в сознание я пришел уже в камере. В пользу обозначенных предположений говорит измененный внешний вид и самочувствие — чист и сыт. Догадаться же о конечном пункте доставки моего тела не составляло труда, да и металлические прутья, замещавшие одну из стен заточавшей меня комнаты, недвусмысленно намекали на природу этой чертовой богадельни.
Пробуждение произошло ночью, ему сопутствовала мертвая тишина, так что заключить можно, что вернулся к реальности я абсолютно самостоятельно. Первая мысль пришедшая в голову была навеяна суицидальными мотивами. Мне стало досадно оттого, что я не успел повеситься в том самом лесу по завершению погребального обряда, проводившего сына в мир иной. Потом вдруг произошло озарение — убить себя и сейчас можно. Достаточно снять одежду, сделать из нее подобие веревки, а затем полученное одним концом обмотать вокруг шеи, другой же приладить к верхним частям решетки. Однако, все это было выброшено из недр мозга. Философствовать особо не стал на тему жизни, смерти, триумфа и унижения, а просто заключил, что пока буду продолжать существовать. С таким убеждением и уснул.
Проснулся уже утром следующего дня. На сей раз меня потревожили двое полицейских — они сообщили весть о предстоящем обряде очищения, а так же предложили воспользоваться услугами местного медика, который вполне способен ввести мне в кровь причитающуюся дозу питательной смеси. Я отказался — не хочется, чтоб чувствующий себя комфортно разум по причине лености, всегда приходящей вслед за насыщением, снабжал меня тусклыми мыслишками и притупленным восприятием. Один из охранников хмуро прокомментировал «Зря», а потом поинтересовался насчет «быть может, имеющихся желаний». Я попросил книгу, которую минут через десять мне и предоставили. Это был какой-то скучный роман, длиною аж в три тома, страниц по четыреста каждый. Не знаю, издевательства ли ради полицай принес столь гигантское произведение, хотя прекрасно знал, что предстоящей полночью меня уже будут подготавливать к ампутации конечностей. Впрочем, возможно, он просто выполнял поручение, никак не связывая таковое с прочими событиями.
Прочитав страниц тридцать, я убрал с колен книгу и встал с кровати. Мне почему-то казалось, что так лучше мыслить, но из-за навязчивости одного из персонажей отложенной в сторону повести, что стоя, что сидя, что лежа думалось плохо. Бросив попытки забраться в шкуру ко всему готового мыслителя, ценящего жизнь земную не больше чем досаждающую в момент единения жизненной силы с ноосферой муху, я бесцельно побрел в сторону решетки. Как раз в этот момент где-то недалеко загремели засовы и раздались прочие металлические лязги. Спустя минуту предо мною предстал один из клонов. Он безразлично выдал фразу «Приготовьтесь ко встрече. К вам посетитель», а потом ушел. Как подготавливаться? Оправиться в парадные одежды, придвинуть к стеклянному столику пару кожаных кресел, разместиться на одном, а второе предоставить в полное распоряжение гостю, когда таковой соизволит ввалиться в уютную обитель мою? С удовольствием бы, но негде взять все перечисленное.
Гостем оказалась Ева. Тот же полицейский, что информировал меня о визитере, подвел слепую за руку к решетке моей камеры. Он помог ей повернуться лицом ко мне, а потом что-то очень тихо шепнул ей и скрылся.
Поначалу бледная красавица предпочитала полную неподвижность, но, успев насытиться ею за десяток-другой секунд, наконец-таки вымолвила слово «Прости» и накрыла лицо руками, продемонстрировав тем самым готовность разрыдаться. Собственно говоря последнее и случилось, когда Ева смекнула, что отсутствие реакции на ее реплику что-то слишком затягивается.
— Где ребенок? — спросила она, когда прекратила стенания, сообразив, видимо, что я не склонен первым начинать диалог.
— В лесу, — спокойно ответил я.
— В лесу?! Боже мой, я знала, что ты спрячешь его! — не без радости воскликнула девушка.
— Да, я надежно его спрятал. Зарыл в землю. — последние слова были произнесены дрожащим голосом.
Вслед за этой фразой наступило молчание, во время которого моя визави вновь обрела абсолютную статичность, и лишь вздымавшаяся периодически грудь выдавала живую в ней. Ну а дальше последовало то, что вполне можно было ожидать — слезы, громкие рыдания и неразборчивый бред, из которого, однако, мне удалось выделить и понять одну небольшую часть, представлявшую собой следующее предложение «он же сказал, что не тронет его!».
— Кто сказал?! — обратился я к Еве сразу после того, как услышал кусок ее причитаний.
— Отец, — немного погодя вымолвила она по истечению некоторого промежутка времени, требовавшегося ей для того, чтоб успокоиться. — Он сказал, что сыну ничего не грозит.
И мне была поведана история о том, как суровый родитель не внял мольбам дочери. Марптон и слушать не хотел о том, чтоб пощадить меня, и, разумеется, еще более немыслимым ему казалось мое дальнейшее пребывание в качестве супруга его ненаглядного чада. Ему было нужно совсем иное — узнать местонахождение Ида Буррого и его отпрыска, о существовании коего он узнал из по опрометчивости брошенных слов своей дочери. Но желаемое не так-то просто получить — Ева уперлась и сказала, что не дрогнут ее уста, пока отец не пообещает сделать все так, как у него требуется. В общем, обещание было дано.
