– Спустись на землю, – прошипела я.
Расхохотавшись, он развернулся и прошествовал в свой кабинет.
Я последовала за ним, закрыв за собой дверь.
– Я здесь не для того, о чем ты думаешь.
Потом, поразмыслив, уточнила:
– Ладно, может быть я здесь для того, о чем ты думаешь. Но на самом деле нет. Не здесь и тем более не
сегодня, когда твоя мать сидит в приемной. О боже – да кто нанимает собственную мать
секретаршей?
Он по-прежнему смеялся, и на щеке его играла чертова ямочка, и с каждым моим бредовым высказыванием его смех становился все громче. Будь я проклята, если он не самый очаровательный, забавный… бесящий меня до чертиков…
козел!
– Прекрати смеяться! – выкрикнула я и тут же прижала ладонь ко рту, когда мой крик эхом отразился от стен.
С заметным усилием он состроил серьезную физиономию, подошел и поцеловал меня так нежно, что на секунду у меня вылетело из головы, зачем я пришла.
– Сара, – тихо сказал он, – ты прекрасно выглядишь.
– Ты всегда это говоришь, – парировала я.
Глаза невольно закрылись, плечи расслабились. Я не могла вспомнить, чтобы за последние три года Энди хоть раз похвалил меня за что-нибудь, не считая выбора вина к ужину.
– Лишнее доказательство моей честности. Но что это на тебе?
Открыв глаза, я взглянула вниз, на свою белую блузку, плиссированную темно-синюю юбку и широкий красный пояс. Макс уставился прямо на мою грудь, и под его взглядом соски напряглись.
Он знающе ухмыльнулся.
– На мне… офисный костюм.
– Выглядишь, как школьная оторва, которая пытается казаться паинькой.
– Мне двадцать семь, – напомнила я. – Так что можешь пялиться на мою грудь и не считаться при этом извращенцем.
– Двадцать семь, – повторил Макс с ухмылкой и с таким видом, будто каждый вытянутый из меня клочок информации – это драгоценная жемчужина в его будущем ожерелье.
– А сколько это дней?
Я сурово сощурилась.
– Что? Это…
Посмотрев на потолок пару секунд, я выдала:
– Примерно девять тысяч восемьсот пятьдесят. Но вообще-то больше, потому что мой день рождения в августе. Примерно десять тысяч.
Застонав, он драматическим жестом прижал ладонь к груди.
– О-бал-деть. Королева чисел, и с такой фигурой! Как я могу устоять против твоих чар?
Я не сумела сдержать ответную улыбку. Он никогда не грубил мне и не смеялся надо мной, и за полторы недели заставил испытать больше оргазмов, чем любой другой за…
э-э, Сара. Негативное мышление. Переключись.
Оглядев меня еще раз, Макс заявил:
– Не могу дождаться, когда же ты наконец объяснишь, зачем озарила мой скромный офис своим присутствием. Но сначала отвечу на твой последний вопрос. Да, мать работает у меня секретаршей, и это немного необычно. Но ты только попробуй заставить ее уйти. Уверяю, ты лишишься по меньшей мере уха.
Он шагнул вперед и внезапно оказался совсем близко. Слишком близко. Настолько, что я разглядела тончайшие полоски на его модельном пиджаке и чуть заметную щетину на подбородке.
– Я пришла, чтобы поговорить с тобой.
Наверное, это прозвучало слишком жалко. Следовало вложить в слова больше настойчивости. Я не хотела вести себя так, как вела поначалу с Энди, и показаться слишком уступчивой. Только спустя шесть лет я поняла, что мне, по сути, было все равно, и поэтому я не спорила.
Макс улыбнулся.
– Я догадался. Не хочешь ли присесть?
Я покачала головой.
– Что-нибудь выпить?
Он прошел к небольшому бару в углу и вытащил хрустальный графин, наполненный янтарной жидкостью. Не подумав, я кивнула, и он налил виски в два стакана.
Протянув мне один, Макс шепнул:
– Сегодня только два пальца, Лепесточек.
Не выдержав, я засмеялась.
– Спасибо. Извини, но вся эта ситуация просто… сводит меня с ума.
Он заломил бровь, однако на сей раз решил обойтись без двусмысленностей.
– И меня.
– С тобой я чувствую себя немного не в своей тарелке, – начала я.
Он хмыкнул, но без намека на оскорбление.
– Я вижу.
– Понимаешь ли, до того, что случилось в клубе… у меня был один-единственный парень с тех пор, как мне исполнился двадцать один год.
Макс отхлебнул виски, а затем уставился в стакан, слушая, что я говорю. Я пыталась понять, сколько хочу рассказать ему об Энди, обо мне и о наших отношениях.
– Энди был старше. Серьезней, лучше устроен в жизни. И это было нормально. Это всегда было
нормально. Думаю, многие отношения сводятся к этому. Нормально. Легко. И без особых чувств. Он не был моим лучшим другом, и любовником, по сути, тоже не был. Мы просто жили вместе. У нас был заведен определенный порядок.
Я была верна ему, а он трахался с кем попало по всему Чикаго.
– И что же произошло? Что послужило причиной взрыва?
Я молча взглянула на Макса. Разве я упоминала это слово в разговоре с ним? Перемотав в памяти наши беседы, я поняла, что нет. Так я мысленно называла то, что произошло в моей жизни после отъезда из Чикаго, но никогда не говорила об этом Максу. По коже рук побежали мурашки. В голове промелькнули миллионы возможных ответов, но вслух я сказала:
– Я устала чувствовать себя такой старой, когда на самом деле так молода.
– И это все? Все, что ты мне скажешь? Ты – абсолютная загадка, Сара.
Глядя на него, я произнесла:
– Тебе достаточно знать, что в Чикаго я была очень несчастна и что я не ищу сейчас новых отношений.
– Но ты нашла меня в клубе, – возразил Макс.
– Если я правильно помню, – заметила я, проводя пальцем по его рубашке, – это ты меня нашел.
– Верно, – подтвердил он и улыбнулся, но впервые за время нашего знакомства улыбка не затронула его глаза. – И вот мы здесь.
– И вот мы здесь, – согласилась я. – Мне казалось, что это останется моим единственным безумным поступком.
Я выглянула в окно. Там курчавились белые облака – такие плотные и надежные на вид, что казалось, я могу выпрыгнуть из окна, оседлать одно из них и умчаться туда, где я не буду испытывать этой мучительной неуверенности.
– Но с тех пор мы встречались пару раз… и ты мне нравишься. Я просто не хочу, чтобы все стало слишком сложно или пошло наперекосяк.
– Отлично тебя понимаю.
В самом деле? Нет, вряд ли Макс мог меня понять. И, если по-честному, неважно, понимал он или нет – потому что для меня гораздо важней было то, чтобы моя жизнь не стала «спокойной», как в Чикаго. Спокойствие – это кошмар. Спокойствие – это ложь.
