Не обращая на меня внимания, Сара сжала пальцы вокруг члена и, качнувшись вперед, куснула меня за плечо. Я попытался прочистить мозг, вспомнив, с каким выражением она появилась в дверях. Сара и прежде могла игнорировать мои расспросы, но сегодня она не казалась упрямой и колючей – нет, она выглядела расстроенной, как будто что-то ее угнетало. Лицо осунулось, глаза стали слишком беззащитными. Она пришла лишь для того, чтобы отвлечься.
Горло у меня внезапно пересохло, и я провел языком по губам, чувствуя вишневый привкус ее помады.
Поразительно – я успел составить список всех выражений лица Сары, даже не заметив этого. Я знал, как она выглядит, когда кончает, как твердеют ее соски, как ресницы опускаются только в последний момент, словно ей надо было видеть все до последней секунды.
Я помнил ощущение ее руки на своей талии, ее ногтей, впивающихся в спину и расцарапывающих бока.
Я помнил, какие она издает звуки и как срывается ее дыхание, когда я глажу ее пальцами именно так, как она любит. И были другие, новые детали, которые я замечал и хотел наблюдать снова и снова. Чуть заметная улыбка, когда она говорит что-то смешное и ждет, пока я пойму шутку. Тончайшая подробность – едва поднятые уголки губ и слегка сощурившиеся глаза. Вызов. И то, как она тихонько покусывает нижнюю губу, когда читает.
И то, как она целовала меня в тот день на крыше, лениво, расслабленно, словно не существовало ничего другого, словно мы были одни в целом свете и нам некуда было спешить.
Но эту Сару я не знал. Мне всегда казалось, что та колючесть, которая мне в ней так нравится – лишь один из способов самозащиты. Но я никогда не думал, что буду настолько поражен, когда эта черта исчезнет: как будто меня ударили в живот, вышибив весь воздух из легких.
Взяв ее руки в свои, я шагнул назад.
– Что происходит? – спросил я, впиваясь взглядом в ее лицо. – Поговори со мной.
Она вновь прижалась ко мне.
– Не хочу говорить.
– Сара, я не против того, чтобы ты сняла напряжение с моей помощью, но по крайней мере скажи честно – что с тобой?
– Я в порядке.
Но она не была в порядке. Будь она в порядке, она бы сюда не пришла.
– Чушь. Даже просто находясь здесь, ты нарушаешь собственные правила. Это лучше – это
по-настоящему– но не так, как было между нами раньше, и я хочу знать почему.
Она отстранилась и взглянула на меня.
– Звонил Энди.
– Я знаю, – процедил я сквозь зубы.
Она виновато улыбнулась.
– Он сказал, что хочет, чтобы я вернулась. Сказал все то, что я когда-то так хотела от него услышать: как он изменился, как понял, что все испортил, и еще, что никогда больше не причинит мне боль.
Я выжидающе смотрел на нее. Она прижалась лицом к моей мокрой шее, собираясь с духом.
– Он просто беспокоится о своей кампании. Все наши отношения были ложью.
– Мне так жаль, Сара.
– Я погуглила Сесили.
Я удивленно моргнул.
– И?
– Что-то в ее имени меня зацепило, и после того, как ты мне о ней рассказал, мне стало любопытно, как она выглядит.
Отступив, Сара посмотрела на меня:
– Ее лицо показалось знакомым, но до сегодняшнего вечера я не могла понять почему. Я встречалась с массой знакомых Энди, и обычно забывала их лица через две секунды после того, как пожимала им руку… но ее я запомнила.
Я кивнул, чувствуя, как холод внутри отступает, но не стал ее перебивать.
– Поэтому я пошла домой и снова посмотрела на ее фотографии в сети, прежде чем перезвонить ему.
Ее голос слегка дрожал, и она на секунду замолчала.
– Энди полчаса твердил о том, как он раскаивается, что это был один-единственный раз и он никогда себя не простит. И тогда я спросила его про Сесили. И ты знаешь, что он ответил?
– О Сесили… Что?
– Он сказал: «Черт, Сара. Зачем снова к этому возвращаться? Все это древняя история». Он трахал ее, Макс. Энди был тем политиком, о котором она говорила в своем письме. Эндрю Мортон, распутный конгрессмен из Иллинойса, трахающийся по всему Седьмому округу. Они переспали в ту ночь, когда я познакомилась с ней, на вечеринке по сбору средств во время предвыборной кампании Шумера.
Я зарычал. Сесили в тот день отказалась пойти со мной, и мы встретились уже на банкете. Она весь вечер злилась на меня и ушла оттуда в ярости, но я так и не узнал почему.
Сара вздрогнула у меня в объятиях.
– Я помню, как поймала Энди на выходе из туалета. Мы с ним заговорили, и он всё пытался увести меня оттуда, но я сказала, чтобы он подождал, потому что мне надо было в туалет. А потом Сесили вышла из мужского туалета, взглянула на Энди, потом на меня. Это была очень неловкая ситуация, и я не понимала, почему она кинулась прочь. Но она была там
с ним.
Я обхватил Сару покрепче и прижал к себе. Вокруг нас лилась вода, замыкая в звуконепроницаемый пузырь. Мир был тесен – даже тесней, чем я думал, когда увидел ее играющей в пинбол или когда она пригласила меня в укромный салон такси тем летним днем. Это был мир, где Сесили занялась сексом с парнем Сары, потому что злилась на
меня. Я не жалел о том, что держу сейчас в объятиях Сару; я не жалел о том, что не ответил взаимностью Сесили. Но отчего-то я все равно чувствовал себя виноватым.
– Мне очень жаль, – снова шепнул я.
– Нет, ты не понимаешь.
Сара взглянула на меня. По ее лицу катились капли воды, но она даже не замечала этого.
– В то время мы встречались всего несколько месяцев. И я всегда, до самого конца, считала, что тогда Энди еще не изменял мне. Я думала, это началось только в последнее время. Но он никогда не был мне верен – никогда.
Я крепче сжал руки и шепнул ей в волосы:
– Ты знаешь, что причина не в тебе, верно? Это говорит лишь о том, какой он подонок. Но не все мужчины настолько ужасны.
Сара выпрямилась, не отрывая взгляда от моего лица, и я заметил, что она прячет улыбку. В глазах у нее по-прежнему стояли слезы, но еще светилась благодарность. Что-то сжалось у меня в груди от этого взгляда, потому что весь этот дикий секс без обязательств был, конечно, отличной штукой, даже просто чудесной – но сейчас происходило что-то совершенно иное, новое и непривычное.
– Я была с ним очень долго. И какая-то часть меня хотела поверить, что он оступился всего один раз и что я несправедлива. Но я рада, что оказалась права, когда ушла. Я просто… готова теперь к чему-то лучшему.
Проглотив этот новый для меня комок в горле, я попытался прийти в себя. Надо было вспомнить, что чувства и привязанности не входили в условия нашей сделки, а вместо этого сосредоточиться на том, где мы, и на том, что ее весьма обнаженное тело по-прежнему прижимается ко мне.
