– Саааааааааарррррраааааааааа! – окликнул меня Джордж, каким-то образом ухитрившись растянуть мое имя на двадцать тактов.
Я остановилась на пороге своего кабинета, бросив сумку с ноутом на кресло и обозревая открывшуюся мне сцену: Джордж расселся в моем кресле, закинув ноги на стол и расправив газету.
– Почему ты сидишь за моим столом?
– Потому что мне показалось, что лучше наслаждаться шестой страницей светской хроники здесь, на пару с тобой, чем в комнате для отдыха. Ты готова?
Желудок ухнул к моим ногам.
– Готова к чему? – спросила я.
Бога ради, семь тридцать утра, понедельник. Я даже дышать еще не была готова.
Джордж развернул газету ко мне. На листе красовалась гигантская черно-белая фотография – половина лица Макса и моя голова, закрывающая вторую половину. Вот и говорите после этого о дежавю.
– Что это?
– Газета, дорогая, – пропел Джордж, злорадно шурша газетой.
От словечка «дорогая» у меня беспокойно потянуло в животе. Весь прошлый день я прокручивала это слово у себя в голове, вспоминая, как оно звучало в устах Макса.
– Фотография Макса, целующего – о-о-ох! – «таинственную незнакомку».
Мой ассистент снова развернул газету к себе, чтобы прочесть подпись под снимком.
– Плейбой-миллионер Макс Стелла был замечен в баре с таинственной блондинкой…
– Я не блондинка! – прошипела я.
Джордж ликующе уставился на меня.
– Спасибо за подтверждение! И я согласен. Скорее каштаново-песочный. Но дай-ка мне закончить: «Парочка начала ночь с улыбок и дружеского заигрывания, а завершила горячими объятиями в угловой кабинке. Похоже, на этой неделе у нас новый фирменный вкус –
тигрица!»
Расхохотавшись, Джордж протянул газету мне, но затем его лицо стало серьезным.
– Босс, вы не должны были лгать мне насчет Макса. Я уязвлен.
– Это не твое дело! – рявкнула я, практически выдирая газету у него из рук и лихорадочно ее просматривая.
Макса невозможно было ни с кем перепутать, но что касается меня, то на фото был виден только затылок, часть плеча и руки. Меня не узнал бы никто, кроме близких знакомых.
– Там твой аллергический браслет и твоя восхитительная шевелюра, – проквакал Джордж. – И как долго вы уже?..
– Не твое дело.
– Он ведь просто бомба в постели? Ведь так? О боже, погоди, не говори мне, давай-ка я сначала выработаю хорошую порцию ментальной смазки.
Он зажмурился и замычал.
–
Не твое дело, – повторила я, прижав руку ко лбу.
Боже мой.Беннетт и Хлоя это увидят. А также мои сотрудники. И кто-то может послать это моим
родителям.
– О боже!
– У вас, ребята, что-то типа романа? – спросил Джордж, хлопнув ладонью по столу в попытке привлечь мое внимание.
– О господи! Не твое дело. Пошел вон из моего кабинета. Бегом.
Джордж встал, одарив меня мрачным взглядом – примерно столь же искренним, как улыбка политика. Мой ассистент явно был просто в восторге. Может, даже слегка возбудился.
– Ладно, – проворчал он. – Но лучше бы тебе рассказать все сочные детали после того, как успокоишься.
– Не будет этого никогда.
Иди.
– Между прочим, это вообще-то здорово, – продолжил этот негодник, на сей раз серьезно. – Ты заслуживаешь горячего парня.
На секунду я перестала психовать и взглянула на него. Джордж не издевался надо мной. И не маялся дурными предчувствиями. Конечно, он был конченым извращенцем и наслаждался каждой минутой моих мучений, но при этом искренне считал, что я была счастлива, получала удовольствие и делала именно то, что должны делать одинокие девушки двадцати с чем-то лет. Он как в зеркале отражал мои субботние мысли:
«Этот мужчина подходит тебе, Сара», – те самые мысли, за которые я так отчаянно цеплялась.
Но почему-то в свете раннего понедельника было намного трудней оставаться юной и дикой, и уверенной в том, что я не готовлю себе очередную ловушку.
– Спасибо, Джордж.
– Всегда пожалуйста. Но я вижу, что сюда направляется Хлоя, так что готовься к худшему.
Хлоя оказалась даже ближе, чем я предполагала. Игриво отпихнув моего ассистента с дороги, она ворвалась в кабинет и захлопнула дверь у него перед носом.
–
Макс?
– Я знаю.
– Твой таинственный ухажер – это Макс?
– Хлоя, извини, что я не…
Она вскинула руку, обрывая меня.
– Я спрашивала тебя, не о Максе ли речь. Ты соврала мне, кстати, очень убедительно, и сказала нет. Не знаю, то ли мне восхищаться, то ли злиться.
– Восхищаться? – предложила я, озаряя ее победной улыбкой.
– О боже, только не умничай.
Моя подруга прошла к дивану у окна и уселась.
– Расскажи мне все по порядку.
Я пересекла кабинет, села рядом с ней, глубоко вздохнула и выложила все: о том, как мы с Максом встретились в клубе и как между нами пробежала искра. О китайском ресторане, о том, как я пришла сказать Максу, чтобы он больше меня не разыскивал, а в результате позволила довести себя до оргазма. Призналась, что именно с ним была на благотворительной вечеринке. А затем сказала, что именно она, Хлоя, заставила меня понять: лучший способ отвлечься – это исследовать рисковую часть своей натуры с мужчиной, который был чуть ли не мировым экспертом в области случайных связей.
Но тут Хлоя перебила меня.
– Теперь это что-то большее, так? Сколько уже прошло, два месяца? Это стало чем-то бо́льшим?
– Для меня да. Для него тоже. Может быть.
– Прекрасный подонок увидел фотографии этим утром, – сказала она, поморщившись. – Я психанула, потому что пыталась спрятать их, но он увидел «Пост» у входа в метро.
– О нет.
Хлоя бледно улыбнулась.
– Вообще-то мне показалось, что его больше беспокоит моя реакция. Но Беннетт сказал, что знает Макса, и если тот обещал быть только с тобой, то так и сделает. И очень хорошо, потому что если этот ловелас обидит тебя, одним отростком у него станет меньше – думаю, ты понимаешь, о чем я.
– Проблема не в этом, – сказала я. – Конечно, я осознаю, насколько иронично это звучит, учитывая… – Тут я ткнула себя пальцем в грудь. – …что перед тобой женщина, которой изменяли шесть лет подряд. Но меня тревожит другое. Я вообще не хотела заводить отношений. Предполагалось, что я просто буду развлекаться. А если я нравлюсь ему только потому, что
не хотеланикаких отношений? Я поставила перед ним цель: сделать все, чтобы привязать меня к себе. Не думаю, что Макс когда-нибудь признается в этом, а может, и вообще не осознает, но вряд ли он привык к тому, чтобы его как-то ограничивали. И это меня беспокоит. Для него вся прелесть может заключаться в вызове.
