После ужина обычно всем столом прогуливались по мощеным улицам Карловых Вар, наслаждаясь свежестью осеннего воздуха.
Как-то Евгений Сергеевич пригласил Юльку на концерт известного американского джаза, к ним присоединились две супружеские пары. Все были в восторге от игры оркестрантов, и не столько от виртуозности исполнения, сколько от их зажигательной энергии и любви, которую они вкладывали в каждое музыкальное произведение. Упоенная восторгом, Юлька отбила все ладоши, мужчины кричали «браво», а в перерыве довольные курортники традиционно пошли в буфет, дамы пили шампанское, закусывая шоколадом, мужчины предпочли все ту же «Бехеровку».
Юльке была приятна дружеская опека уже пожилого по паспорту человека, но в жизни сохранившего молодость души, силу и спортивную форму. Еще в бассейне Юлька поразилась его размашистому стилю плавания и скорости, достойной спортсмена. А самое главное, он обладал необыкновенной эрудицией и умел свои знания преподнести тогда, когда это было уместно. Да и рассказчиком он оказался великолепным.
— Юля, а вы заметили, насколько неравнодушен к вам Евгений Сергеич? — пошутил как-то Владимир, пилот «Боинга» и переглянулся со своей женой Наташей, чему-то улыбаясь.
— Лучше быть хорошим другом, чем плохим любовником, — так же шутя ответил Евгений Сергеевич.
Юльке так понравился этот ответ, что она уже без всякого опасения часто брала его под руку, захаживая в пивные бары и ресторанчики, чувствуя себя надежно защищенной.
Как-то ранним утром, перед завтраком, Юлька сидела с трубочками в носу, принимая кислородную процедуру, называемую оксигенотерапией. То ли она уснула, то ли это ей привиделось наяву, но перед ней снова появилась белокурая девушка.
— Здравствуй, я хочу рассказать тебе, что произошло со мной дальше. Ты хочешь это услышать?
Юлька осторожно кивнула, опасаясь, как бы тоненькие трубочки не выскочили из носа.
Глава четырнадцатая
Тщеславная Лу
«Так вот, — услышала Юлька знакомый мелодичный голос. — Я знала, что нравлюсь мужчинам, поскольку, как они сами мне говорили, была привлекательна, сексапильна и неглупа. Некоторые даже, оказывается, влюблялись и мучились. Сознание своей значимости в глазах мужчин еще сильней разжигало мой азарт. Я любила столкнуть ретивых соперников лбами и ловко ускользнуть, оставив их ни с чем, ну только если с синяками, которые они сами друг другу и наставили. Вокруг меня все время завязывались разнообразные интриги. Я постоянно была эпицентром внимания мужских, изнывающих от однообразия этого мира, глаз. Для меня же куда как важнее была оценка духовно богатых, неординарных, достойных уважения, рассудительных, порядочных, ухоженных и шагающих в ногу с модой женщин, нежели мужчин.
Я прекрасно понимала, что постепенно стала жертвой собственного тщеславия, причем добровольной жертвой. Как донор периодически отдает кровь, чтобы спасти человеческую жизнь, так и я, желая поддержать жизнь в своем тщеславии, с нежностью заботилась о нем и в угоду ему стремилась к совершенству, постоянно работая над собой. Мне хотелось стать ярче, умнее, красивее и интереснее всех женщин, которые меня окружали. Если только я слышала, что кто-то из девчонок-стюардесс сумел достичь каких-то высот, то я непременно должна была догнать и обогнать, то есть взять еще не покоренные вершины.
Помню, как в Патайе-парке в Таиланде я поднималась по лестнице, чтобы скатиться с самой высокой водной горки. Ноги мои предательски дрожали, как в народе говорят, поджилки тряслись, но я упорно шла вверх только потому, что никто из бортпроводниц не осмелился совершить такой поступок. Внизу стояли наши парни с видеокамерой и подбадривали меня.
— Лу, я готов снимать, стартуй! — кричал Колька Абдулин, красивый татарин, обладатель шикарной современной видеокамеры и человек, увлеченный съемками документальных фильмов.
Я забралась на самый верх и, холодея, легла, устремив свой взор в небо и отыскивая там Всевышнего. Когда на середине пути меня подбросило в воздух, как на трамплине, в голове была только одна мысль — не промахнуться на финише. Когда же со скоростью пули я влетела в спасительную воду бассейна, то ощутила головокружительный триумф победы над своей трусостью. По моим понятиям, я являлась самой лучшей из лучшей половины человечества. Это была захватывающая игра, как преферанс, и на моих руках все время были козырные карты. Красный диплом я получила, наверное, тоже благодаря клокочущему во мне азарту.
Что касается отношений с мужчинами, то в этом я никогда не лгала себе и вступала в близость только с теми, кто мне был по душе и вызывал у меня сексуальные эмоции. А такое совпадение встречалось совсем не часто. И никогда, никогда я не пыталась отбить мужчин у подруг или мужей у жен. И никогда не продавалась, считая это моветоном и уделом нищих духом.
Мужчины, которые не видели во мне шарма, не интересовали меня вовсе, видимо, мы были настроены не только на разную волну, но и находились в разных диапазонах. Те же, кто вначале жутко увлекался мною, а потом, не добившись своей цели, быстро ретировался, приступая к охоте за более легкой добычей, вызывали во мне лишь презрение и равнодушие. Я никогда не испытывала чувства ревности и ущемленного самолюбия.
Своих обожателей я забывала быстро и легко, их было слишком много, чтобы о них помнить. В большинстве случаев у меня складывались с ними кратковременные платонические отношения, но это с моей стороны — другой стороне обычно хотелось довести их до апогея. Однако мои поклонники были для меня не более чем партнеры по танцам. Правильно говорят, что мужчины, как собаки, больше всего привязаны те, которых не держат на привязи.
Иногда я ловила себя на мысли, что становлюсь циничной, совсем не по-женски циничной. Что-то во мне опрокинулось, перевернулось и встало вверх дном. И как это жуткое «что-то» уживалось с любовью к классической литературе, живописи, музыке, к своему ребенку, дороже которого у меня не было никого? Так или иначе мое растление началось задолго до того, как я сделала первый шаг к нему.
Помню, был майский праздник, такой светлый и солнечный, что хотелось погреть в его лучах свою озябшую душу. Радостные колонны демонстрантов несли флаги, плакаты, лозунги, и впервые среди портретов членов правительства не оказалось изображения человека с решительным лбом и густыми черными бровями, чью жизнь унес прошлогодний ноябрь. Никто не знал, что ожидало нас впереди и уместна ли была народная радость.
Рано утром я прилетела из Индии и прилегла отдохнуть на пару часов. Павел уехал в гости к другу, взяв с собой сына и пообещав надолго не задерживаться. После непродолжительного сна я почувствовала себя настолько одинокой и неприкаянной, что на каждый взрыв ликующего смеха, доносящегося с улицы, мне хотелось ответить судорожным рыданием. Я с нетерпением ждала моих любимых мужчин — мужа и сына, но они не давали о себе знать. Звонить сама в дом, куда уехал мой муж, я не торопилась, мне не хотелось разговаривать с его приятелем — слишком тот был благополучен и не способен понимать ни наших проигрышей, ни наших удач.
