Олеся Викторовна покачала головой.
– Грубые. Какие же вы грубые… Господи, спаси и сохрани…
Она поставила мятый, потемневший от грязи чайник на забрызганную жиром плиту и вернулась за стол.
– Говоришь, заблудился, сынок? Верно?
Сергей рассмеялся, но смех прозвучал неестественно.
– Не называй меня сынком. Время пошло. Не забывай о своих старых костях, грымза.
– Я помню, – кивнула старуха. – Я помню. Это очень больно, когда ломают руки. И ребра тоже…
* * *
…Антон был красавчиком. В полном смысле слова. Высокий, стройный, с широкими плечами и узкой талией. Кажется, он занимался плаванием. Как только он перевелся в наш класс, девчонки тут же зашушукались, бросая на него оценивающие взгляды, хотя многие из нас тогда уже имели партнеров. Представляешь? Нам, козявкам, еще только шестнадцать исполнилось, а больше половины из нас уже перетрахались. Но он не особенно реагировал на всякие там смешочки и вздыхания за спиной. И сразу положил взгляд на меня.
Ни для кого не секрет, что в каждом классе, как и в любой молодежной группе, есть свой лидер. Был такой и у нас, Власенко Денис. Причем его лидерские качества с приходом в наш класс Антона заметно побледнели, с чем он, разумеется, не захотел мириться. Он был неплохим парнем, этот Денис, а точнее, Дэн (ему нравилось, когда его так называли), но уж слишком импульсивный. Как бомба с тлеющим бикфордовым шнуром – никогда не знаешь, в какой момент жахнет. Впрочем, тут я лукавлю, Дэн был предсказуемым, во всяком случае, для меня.
Уж я его хорошо знала.
Коль в школьных классах всегда существовала подобная иерархия, должен быть какой-нибудь затюканный ботаник, вроде «гадкого утенка». Похожий рохля был и у нас. Помнишь фильм «Чучело», с Орбакайте в главной роли? У нас была примерно аналогичная ситуация.
Женя Сбежнев, унылый тюфяк, не в состоянии самостоятельно извлечь из степлера застрявшую скрепку. От которого вечно несло потом и который редко менял носки. У которого всегда блестели волосы – он все время забывал их помыть. Он постоянно носил растянутый свитер с протертыми локтями, словно только что снял его с огородного пугала, а его стоптанные ботинки буквально умоляли выбросить их в мусоропровод, так им хотелось на пенсию…
Но при этом у Жени была феноменальная память. Несмотря на сальные вихры, в черепушке этого увальня, побулькивая, варились золотые мысли. Все школьные, а также межрайонные олимпиады выигрывал он, унося с собой связки медалей и кипу грамот. Мы однажды были у него дома (когда он заболел и учительница пинками погнала нас навестить его), так этими грамотами в Арктике можно неделю зимовку отапливать…
Кроме всего прочего, у него была неполная семья. Ходили слухи, что мать ушла от них по собственной воле. Отец – шизанутый профессор какого-то несчастного, разваленного НИИ, который ходил в таком же задрипанном свитере. Как два барда с похмелья, ей-богу.
Несмотря на светлую голову Евгения, над ним постоянно издевались. Тут подножку поставят, там клеем стул обмажут. Однажды Женя отказался дать списать геометрию Вардану (лучшему другу Дэна), и тот, выкрав на перемене рюкзак своего «обидчика», отнес его в сортир и наложил туда огромную дымящуюся кучу. Прямо в учебники и тетрадки, в которых всегда красовались упитанные пятерочки.
К слову сказать, Женя никогда не возмущался. Он просто молчал, засовывая свою нелепую голову поглубже в свой лоснящийся от грязи свитер, как старая черепаха прячет голову в панцирь, и уходил в тень. Поэтому о том, что творилось в нашем коллективе, учителя не были в курсе.
А еще он прекрасно лепил. Такое у него было хобби, и мне довелось увидеть несколько его работ. Могу сказать, что у парня настоящий скульпторский талант. Помнится, после случая с рюкзаком в туалете он как-то слепил этого Вардана. Была физкультура, на которой Женя практически никогда не бывал (как я уже говорила, он был рохлей в прямом смысле этого слова и каждый год носил физруку какие-то справки об освобождении). И пока весь класс, потея и матеря сквозь зубы физрука, носился по стадиону, Сбежнев сосредоточенно лепил, или, точнее будет сказать, ваял Вардана.
В итоге он израсходовал примерно две пачки пластилина, но наш школьный товарищ получился как настоящий. Кроме собственно размера, различие между живым Варданом и его пластилиновой копией состояло в том, что к вылепленной фигурке Женя приделал сиськи, да еще так, будто Вардан родился с ними. Вероятно, Сбежнев заскучал (до конца урока оставалось еще несколько минут), и в нем вдруг взыграла фантазия, иначе чем объяснить, что он сконструировал громадный член, прилепив его таким образом, словно Вардан делает минет самому себе.
И все бы ничего, но вскоре Жене приспичило, и он ушел в туалет, оставив свой «шедевр» в раздевалке, на который, естественно, наткнулась сама натура, то бишь Вардан.
Мне думается, позже Женя сильно пожалел о своем творении. Как только закончились уроки, Дэн с Варданом подкараулили легкомысленного скульптора и вставили ему таких арбузов, что тот не появлялся в школе всю следующую неделю. Не ограничиваясь расквашенной физиономией, его заставили сожрать свою оригинальную поделку. То, что не влезло в его орущий, слюнявый рот, с легкостью поместилось в трусы. Мне трудно сказать, как отреагировал отец Жени на это. Допускаю, что Сбежнев-старший даже не узнал об этом. Он не особенно интересовался сыном, и в последнее время, судя по россказням, у него, как говорится, начал подтекать чердак. Скажу более. Я уверена, что Женя попросту умолчал об этом факте. И это, в свою очередь, делало ему честь. Что-что, а стукачом он не был.
Одному богу было известно, сколько продолжались бы над ним издевательства, если бы к нам в школу (и в наш класс) не пришел бы Антон…
* * *
– Олеся, – позвал старую женщину Сергей.
Она вскинула голову, взметнув сальными волосами, и молодой человек поморщился, будто отхлебнул чай, куда вместо сахара по ошибке насыпал соли.
– Твоя грива еще хуже, чем у бедного парня, который лепит из пластилина сиськи с членами, – сообщил он. – Твоими волосами даже полы противно мыть.
– Тебе доставляет удовольствие оскорблять меня? – негромко спросила старуха.
– Мне по хрену. Я хочу знать ответы на свои вопросы, а не слушать твои долбаные воспоминания юности, – отчеканил Сергей. – Не забывай о времени. Его у меня очень мало. Переходи к делу. И кстати, твой чайник давно вскипел.
– Спасибо, сынок.
– Еще раз назовешь меня сынком, я раскрошу тебе рожу.
Вместо вспышки гнева старуха одарила его грустной улыбкой. Улыбкой человека, обладающего неким тайным знанием, постичь которое сидящий перед ней наглец не способен по определению. Никогда.
Олеся Викторовна налила себе чай.
– Жаль, что ты отказываешься от чая, сы… – Она вовремя спохватилась. – Он хороший. Я сама заваривала.
По комнате медленно поплыл густой аромат лесных трав.
