И он вышел в коридор. Я сдержала вздох и закусила губу. Полынников снял с вешалки плащ, его ярко-синие глаза на миг задержались на мне…
И вдруг я решительно шагнула к нему.
– Мне плевать, что вы обо мне подумаете! И плевать, что я вас, возможно, больше не увижу. Но вам кто-нибудь когда-нибудь говорил о том, что у вас такие яркие глаза и спокойные манеры, и так хочется быть с вами рядом и никуда не уходить? И ваши руки… – Я вспомнила, как он обнимал меня в танце, и замолчала. Меня била дрожь. Я не узнавала саму себя. Ну и пусть! Ну и плевать! Я все равно сделаю сейчас то, что давно хотела… я обвила руками его шею и прижалась губами к его губам. Тихо, нежно. Мне просто хотелось почувствовать их тепло и мягкость. Но губы его были твердыми и прохладными. – Вот и все, – с неловкой усмешкой пробормотала я. – И простите, ради бога! Не знаю, что на меня нашло…
Я хотела отстраниться, но мой Ф.Ф. сделал то, что я от него никак не ожидала, – он крепко стиснул мои плечи, а потом с силой встряхнул меня:
– Так, значит, по-твоему, я педант, застегнутый на все пуговицы?! Ну и ну!
Я закрыла глаза, думая, что сейчас он накричит на меня, ударит по щеке или что-то в этом роде. Но спустя несколько секунд я ощутила, как его руки скользят по моему телу: властно, но вместе с тем ласково и бережно… я едва ощущала их прикосновения. На меня навалилась такая истома, такое волнение, что, если бы Полынников меня не подхватил, я бы опустилась на пол, как тряпичная кукла. Из меня словно разом вынули все кости, и я стала мягкой и податливой, как растопленный воск.
– Феликс! – прошептала я. – Феликс!
– Молчи! – шепнул он. – Не надо, а то… – он не закончил свою мысль…
Его руки гладили меня, ловко освобождая от одежды. Он подхватил меня на руки и понес в комнату. Я даже не почувствовала, как он положил меня на кровать, настолько невесомыми были его движения. Усилием воли я чуть приоткрыла глаза и теперь смотрела на него сквозь сомкнутые ресницы: он стоял у кровати одетый и неотрывно смотрел на меня, и от его взгляда по всему моему телу растекалось такое блаженство…
Он разделся и сел на постель рядом со мной. Я пододвинулась, освобождая ему место. Феликс наклонился и поцеловал меня в губы. Его поцелуй был скорее нежным, чем страстным, и слишком мимолетным, чтобы я успела почувствовать его вкус.
Я протянула к нему руки. Он перехватил их и переплел свои пальцы с моими. Он гладил мои плечи, грудь, и его горячие ладони только распаляли меня; от каждого его прикосновения мое тело отзывалось острой дрожью, похожей на краткую молнию. Давно, очень давно ко мне никто не прикасался – так! С таким напором и чувственностью, да и я сама была закрыта для этого. И сейчас с меня словно слетела старая полинявшая кожа-шкурка, и я стала самой собой, живой и настоящей.
С моих губ слетел легкий стон, и я тихо рассмеялась.
– Ты что? – шепнул Феликс.
– Просто так. Но ты не обращай на меня внимания…
– Это невозможно…
Я приготовилась к долгим ласкам, к его нежным, бережным касаниям, но тут он с силой сжал мне руку повыше локтя и сказал:
– Ты меня совсем не знаешь…
Конечно, я не знала его. Иначе бы никогда не подумала, что под маской светской безупречности таится такой вулкан – мужчина, способный заставить меня забыть об всем, кроме одного – что я с ним. Здесь и сейчас.
Его неистовые ласки заставляли меня то взвиваться, взмывать в унисон с его движениями, то тихо плыть по течению, попадая в ритм его тела. Его любовная ярость потрясла меня до основания, до сладких судорог, до той мысли, что никогда я не испытывала ничего подобного! Если только когда-то, с Родькой…. Но эта мысль так же быстро исчезла, как и появилась. Там было другое. Страсть-лихорадка, волнение молодой крови, легкость, бурлеск и беззаботный веселый секс. А теперь… тяжелое, темное желание затопило меня с головой.
Никаких муси-пуси! Это был секс, ударявший током по нервам, по каждой клеточке тела, и оно ныло, плавилось, горело и возносилось к вершинам блаженства. Что-то с мощной, неудержимой силой рвалось из меня. С удивлением я услышала, что шепчу его имя. Я не хотела этого, но мои губы шевелились помимо моей воли. Судороги сотрясали все мое тело, и я ждала новых безумств.
Его жадный рот жег мои губы, руки впивались в бедра, мой пульс стучал в ушах, дыхание стало неровным и сбивчивым.
Я открыла глаза и утонула в яркой синеве мужских глаз.
– Феликс! Я…
Он был глубоко во мне, так глубоко, что я полностью расплавилась, в моем мозгу вспыхнул яркий фейерверк, и я чуть не потеряла сознание, вцепившись пальцами в его плечи.
– Ты можешь быть во мне, – шепнула я. – Не выходи!
Последний удар, и легкая дрожь, отдающаяся в теле сладким эхом. Мы замерли, Феликс уткнулся лицом в мои волосы и резко выдохнул. Никто из нас не произнес ни слова. Но это было и не нужно.
Перед уходом на работу Феликс чмокнул меня в щеку и просил звонить, «если что».
Весь день прошел у меня в странном состоянии какой-то расслабленности. Впервые за долгое время я перестала нервничать, жить с этим тяжелым комком напряжения и страха. Я прибралась в квартире, переставила старый журнальный столик в большой комнате, как давно и хотела, и, наконец, собрала все свои старые вещи и вынесла их на помойку.
С меня слетела апатия, в которой я пребывала все последнее время, меня охватила жажда деятельности. Несколько раз в течение дня я порывалась позвонить Ф.Ф., но что-то удерживало меня: я не хотела быть слишком назойливой или надоедливой. Но все-таки я не вытерпела и позвонила ему на работу. Трубку сняла секретарша. Я на ходу сочинила какую-то историю, она выслушала меня с холодным безразличием и сказала, что сейчас соединит меня с Феликсом Федоровичем. Я хотела спросить: «Как дела?» – и сказать, что я скучаю по нему, но вместо этого, услышав его голос, повесила трубку. Ну и не дурочка ли я после этого? Глупенькая влюбленная дурочка! Я произнесла эти слова про себя – и жутко испугалась. Я не собиралась влюбляться в Ф.Ф.! Да и момент для амур-тужур был не совсем подходящий. Мне нужно вернуть дочь; все мои мысли должны быть только об этом! А я вместо этого думаю черт-те о чем! Но я не могла себя казнить за это: стоило мне вспомнить о Феликсе, как улыбка, помимо моей воли, растягивала губы, и я представляла – как мы с ним снова встретимся, и что он мне скажет, и как посмотрит… Словом, все признаки влюбленного идиотизма были налицо! Но если бы я даже сто раз на дню приказывала себе выкинуть все эти глупости из головы – то и тогда бы у меня ничего не получилось. Это было сильнее меня, и стараться было бесполезно. А потом… говорила я себе, разве Полынников не поможет мне забрать Лизу к себе? Если он захочет, то все сделает! У него не может не получиться! Он обязательно выиграет мое дело.
Звонила Вика, но я постаралась поскорее отделаться от нее. Мне не хотелось ни на кого тратить время; я пребывала в том состоянии влюбленности, когда хочется быть только с любимым человеком или наедине с собой. Вику мое состояние встревожило. Я отвечала на ее вопросы односложными словами, сказала, что адвокат занимается моим делом, я ему верю. Вика попыталась спустить меня с небес на землю и для этого прибегла к крепким выражениям. Она сказала, что все адвокаты только и думают, как охмурить клиентов и выманить у них побольше денег, расслабляться мне никак нельзя, и вообще, я веду себя, как доверчивая овца.
