Всю дорогу, что мы ехали в такси – Родька наотрез отказался спускаться в метро, очевидно, ему было трудно отказаться от своих барских замашек, – я сомневалась: верно ли я поступаю, приводя Родьку к себе домой? Не наживу ли я себе еще одну головную боль? Может, лучше было распрощаться, сделать вид, что у меня теперь – своя жизнь, в которой Родьке нет никакого места? Не сглупила ли я в этот раз… снова? Мои мысли путались, я никак не могла прийти к какому-то умозаключению, и в этот момент мы уже приехали.
Родька расплатился с таксистом и вышел из машины первым. Он распахнул дверцу и подал мне руку.
– Прошу!
В квартире Родька прислонился к стенке и устремил на меня долгий взгляд. Я невольно занервничала:
– Что-то не так?
– Все так, – усмехнулся Родька, – только я не понимаю: почему ты мне на шею не бросаешься? Вроде между нами любовь-морковь была, – с легким издевательским оттенком сказал он. – Или была – и вся вышла?
Я задержала вздох. Родька всегда был такой – человек-праздник, человек-загадка; в наших кратких бурных свиданиях, cтремительных, как марш-бросок в тыл противника, имелся постоянный элемент риска и неожиданности. И по молодости лет мне все это ужасно нравилось! Мне нравились мои перелеты в Сочи, наши телефонные разговоры, состоявшие из двух-трех фраз: «Жду», «Когда будешь?», «Скучаю», нравились наши кутежи в сочинских ресторанах, когда я чувствовала себя королевой на этом празднике жизни; бокалы искрящегося вина, Родькин пристальный взгляд, от которого в моей груди разливался холодок восторга в предвкушении любовных утех… Все это было как сон, канувший безвозвратно в прошлое.
Как-то уж совсем некстати всплыло воспоминание о Феликсе, о моем Ф.Ф., о его крепких руках и таких же крепких губах, о том чувстве покоя и одновременно восторга, которые меня охватили, когда я была в его объятиях – пусть недолго, но была…
Я провела языком по губам.
– Ты сейчас как кошка, – Родька притянул меня к себе.
Я уперлась руками ему в грудь:
– Не надо, Родь.
– Не надо! – передразнил меня Родька. – Ты что, Тусь, как неродная? Или у тебя хахаль есть, а ты молчишь?
– Хахаля нет.
– Ну а что тогда?
Он по-прежнему держал меня за талию, но я ударила его по руке.
– Нет, значит, нет!
Он надулся:
– Ты меня выгоняешь?
– Я этого не говорила. Оставайся пока здесь.
Родька уцепился за эту фразу.
– Вот и ладненько, – пробормотал он, снимая ботинки.
Всю ночь я ворочалась, не спала. Из головы не шел Его Величество Адвокат Ф. Ф. Я даже не понимала, почему я так раскисла? Ну, потянуло меня к нему, ну переспали мы с ним пару раз. И что? Отчего я так рассиропилась? Он не дает мне и малейшего намека на то, что между нами есть какие-то иные отношения, кроме сугубо официальных. У него безупречная тактика и линия защиты. И… черт бы его побрал! Я хотела тогда заставить его помучиться, щелкнуть его по носу, но, похоже, я сделала ловушку для самой себя, и теперь уязвлено мое женское самолюбие и что-то еще, чему пока нет названия. Во всяком случае, я испытывала жуткую досаду, раздражение и злость на него. Я в жизни ни на одного мужика так не злилась, как на этого выхоленного яппи в дорогих ботинках! А тут еще на мою голову свалился Родька со своими проблемами… Но, может быть, так лучше… я отвлекусь от Полынникова. Или вообще выкину его из головы ко всем чертям!
Среди ночи я проснулась и пошла в кухню. Родька пил чай, cмотря на меня мутными глазами.
– Не спится? – спросила я.
– Не-а. Тюряга вот здесь торчит, – и он провел рукой по шее. – Сна никакого нет. Сплошная бессонница.
– Может, тебе таблетки дать?
– Таблетки? – Рот Родьки скривился в ухмылке. – Мне уже никакие таблетки не помогут.
– Попробуй заснуть так, – сказала я, плотнее запахивая халат.
– Не бойся. Не укушу.
– А я и не боюсь. Я – в своем доме!
– Намек понял. Ты больного, сломленного человека выставляешь на улицу… – в голосе Родьки зазвучали жалобные нотки.
– Я не говорила, что выставляю. Живи пока. Но моя жизнь – это моя жизнь. Прошу это помнить и учитывать!
– Господи, какие мы гордые стали! Прямо прынцесса! Ну ладно, ладно. Не буду я на вашу честь покушаться.
– Я пошла спать.
– А чего встала?
– Может, мне тоже не спится.
– В этом мы с тобой похожи. Только причины нашей бессонницы – разные.
Во второй половине дня позвонил Полынников. Я схватила трубку и так сильно сжала ее, что у меня заломило пальцы.
– Да!
– Это Полынников.
– Слушаю, – у меня сел голос.
– Я бы попросил вас по-прежнему проявлять бдительность и никуда без особой надобности не выходить.
– Это все? – вырвалось у меня.
– Да, – в его голосе послышалось легкое удивление. – Все. В ближайшее время я перезвоню.
– Когда? – ну не могу я больше сидеть, как собачонка, и ждать его звонков! Осточертело мне это все по самое горло!
– Не знаю. – Возникла пауза. – Всего хорошего.
Я чуть было не расколотила телефон об стенку, и это было самое гуманное действие, которое мне хотелось применить к нему. Мой Ф.Ф. в своем репертуаре – морочит мне голову! Он что, таким способом утонченно издевается надо мной? Похоже на то!
Из ванной выплыл Родька.
– Кто звонил? – спросил он, окидывая меня мрачным взглядом.
– Один знакомый, – огрызнулась я. – А вообще-то, это мое дело.
– Конечно, твое, – кивнул головой Родька. – Я просто спрашиваю тебя, нет ли проблем со звонившим.
– Никаких проблем.
– Ну и замечательно.
Я покосилась на него, но ничего не сказала. Ф.Ф. не позвонил ни на следующий день, ни через день. Похоже, он совсем забыл о моем существовании и о моих проблемах, и винить его за это было трудно. А может, он просто испугался, что, став его любовницей, я принесу ему слишком много проблем? Поди разберись в чужой голове – что он там обо мне думает и как…
На меня со страшной силой навалилась усталость. Несколько раз я принималась плакать, просто так, но старалась делать это, когда не было поблизости Родьки, иначе он бы пристал ко мне с расспросами: что и как? Он стал нудным и въедливым типом, чего раньше я за ним не замечала. А сейчас, стоило мне задуматься или замолчать, как он сразу начинал донимать меня: что случилось и не обидел ли меня кто. Похоже, Родька был готов расправиться со всеми миром, если бы кто-то косо посмотрел на меня или обидел.
Позвонила Вика. Когда я сообщила ей о Родьке, на том конце провода повисла пауза. А потом я услышала характерный Викин присвист. Так она делала, когда впадала в ступор или сильно удивлялась.
