Камера была вполне приличная. Я пробовала разговориться с девушками, сидевшими здесь, но они не хотели со мной общаться, и я проводила время одна, постоянно думая то о Лизе, то о себе, то о той ловушке, в которую я попала.
Родька сбежал! Он мог быть связан с тем типом, которому я отдала файлы Берна. Он был приставлен ко мне, следил за мной! А в последний момент, когда он понял, что игра закончена, он удрал, оставив мне свою сумку с наркотой. Специально. Да и само появление Родьки в моей жизни выглядело теперь как-то уж слишком подозрительно и своевременно. Его просто ко мне подослали… А я охотно проглотила этот крючок и подыграла на руку своему врагу, который обвел меня вокруг пальца. Забрал материалы, а Лизу – не вернул… Я сама виновата в том, что оказалась в этой западне!
На третий день мне сказали, что меня ждут в комнате для свиданий. Я встала с кровати и пошла по длинному коридору вслед за женщиной в форме, явившейся за мной.
Я оказалась в кабинке, и тут у меня внезапно подкосились ноги, и я плюхнулась на стул. Через стекло на меня смотрел… Полынников! Я взяла трубку переговорного устройства.
– Привет! – голос адвоката был бодрым и сухим.
– Привет, – вяло откликнулась я.
Ярко-синие глаза зажглись яростью.
– Это все, что ты хочешь мне сказать?!
– Почти.
Кадык Полынникова дернулся:
– Я ожидал другого ответа!
– Зря.
Я ощутила внезапную злость и раздражение на него. Я потеряла все, а он еще издевается надо мной!
С минуту-другую он пристально смотрел на меня. Я, не выдержав его взгляда, отвела глаза первой.
– Я не просила тебя приезжать ко мне, – сказала я.
– Ну да! Адвокат обо всем узнает последним. Как обманутый муж!
– Я справлюсь со своими проблемами сама.
– Каким образом?
Я промолчала.
Полынников подался вперед:
– Почему ты удрала и ничего не сказала мне?
– Так было надо.
– Кому?
– Мне.
– Тебя кто-то настроил уехать в Швецию? Я сильно сомневаюсь, что этот план целиком и полностью родился в твоей головке.
– Я стала жертвой обстоятельств.
– Да ну?! – Полынников издал краткий смешок, и мне показалось, что он немного развеселился.
Но я ошиблась. В его взгляде сквозила даже не ледяная стужа, а настоящий арктический холод. Если бы взгляд мог замораживать, я бы сразу превратилась в айсберг, свободно дрейфующий по просторам арктических морей.
– Кому ты это рассказываешь?
– Я не рассказываю. Все так и есть.
– Может, поделишься деталями? – буркнул он.
Я вспомнила о том, что нас прослушивают. Впрочем, Полынников знал это не хуже меня.
– Говори аккуратно, – хмуро бросил он.
– Постараюсь. Буду краткой и аккуратной. Мне предложили сделку…
– Кто?! – перебил он меня.
Я пожала плечами:
– Не знаю. Я общалась с этим типом только по телефону. Но если ты будешь все время меня прерывать, то я совсем собьюсь с мысли и не смогу ничего толком рассказать.
– Молчу, молчу. – Полынников откинулся на стуле, не спуская с меня взгляда.
Я заерзала. Говорить под прицелом его ярко-синих «лазеров» было не очень-то приятно и уютно.
– Не смотри на меня так… – попросила я. – У меня с жуткой силой развивается комплекс вины.
– Ну, слава богу! Кажется, ты еще не вполне безнадежна.
Я вкратце рассказала ему о том типе и его предложении. Когда я закончила, наступило молчание. Полынников не спешил его нарушать. Наконец я не выдержала:
– Почему ты молчишь?
– А что тут скажешь? – убийственным тоном начал он. – Я сижу и прикидываю: ты сама сочинила эту историю или тебя кто-то надоумил?
Я дернулась, как от пощечины.
– Значит, ты мне не веришь? – с расстановкой произнесла я. – А что тогда сказать о шведском суде!
– Да уж! Сочинить ты могла бы и что-то получше.
Я видела, что Полынников жутко разозлился на меня. Мне показалось, что он просто убил бы меня, если бы смог.
– Хорошо, что нас разделяет стенка, – c нервным смешком сказала я.
– Это почему же?
– Ты не можешь мне врезать. Хотя тебе явно очень хочется это сделать.
Он спокойно кивнул головой:
– Ты попала в точку. Очень хочется! Но ты не можешь отрицать того, что я прав. Я – твой адвокат. А ты совершаешь такие демарши за моей спиной! Это что? По-честному? Мы так с тобой не договаривались!
– Не договаривались. Но у меня сложилось впечатление, что ты отказался от моего дела. Ты редко звонил и не… приезжал. – С этими словами я отвернулась. Мне ни за что не хотелось, чтобы Полынников увидел боль в моих глазах. Не дождется! Показывать мужику, что ты страдаешь из-за него, – слишком роскошный и незаслуженный подарок.
Я сглотнула.
– Я же тебе объяснил, что, во-первых, у меня были дела… А во-вторых… ты сама обвинила меня в том…
Я перебила его:
– Сейчас это не имеет ровным счетом никакого значения. Поэтому выяснять, что и как, смысла нет.
Наше время закончилось, и Полынников ушел, ничего не сказав и ничего не пообещав. После его ухода меня охватила жуткая апатия. Лучше бы я с ним и не виделась!
Я потеряла все: дочь, любимого мужчину, свободу… У меня не осталось ничего, и это сводило меня с ума…
Я стиснула руками голову, cидя на кровати. От всех этих мыслей я действительно медленно начинаю сходить с ума!
Все последующие дни я пыталась ни о чем не думать, просто прокручивала в памяти картинки из своей прошлой жизни, как кино, не имеющее ко мне никакого отношения. Но у меня это получалось плохо. Внутренне я была готова к самому худшему, прекрасно понимая, что спасения мне ждать неоткуда.
* * *
Когда ко мне пришли представители шведской полиции и сказали, что я свободна, я им не поверила. На мой вопрос: правильно ли я их поняла? – они ответили утвердительно.
Около выхода меня встретил Полынников, хмурый, насупленный. Мы покинули тюрьму, я села в его машину – черный «Фольксваген», и мы поехали куда-то в полном молчании. Эта тишина действовала мне на нервы, и я не выдержала:
– Что ты молчишь? Это тебе я обязана своим освобождением?
– Можно сказать и так, – бросил он, не отрывая взгляда от дороги.
– Премного благодарна, – язвительно сказала я.
Ф.Ф. промолчал.
