Добравшись до дома, я рухнула на кровать – и дала себе волю. Я стонала и каталась по подушке, как раненый зверь, сотрясаясь от рыданий. Только теперь до меня дошло, что у меня отобрали Лизу!
Я потеряла счет времени и полностью ушла в себя, отгородившись от внешнего мира. Я выходила из дома, только чтобы купить продукты и cпиртное, без которого я уже не мыслила своей жизни. Только алкоголь давал мне чувство временного, отупляющего забвения. Мимолетного, краткого, но все равно мучительно-желанного. Я не подходила к телефону и не отвечала на звонки в дверь. Моя мать умерла семь лет тому назад, родных у меня не было, кроме троюродной сестры в Рязани, так что спасать меня было некому… Кроме Вики. А она проявила недюжинное упорство в борьбе с моей склонностью к забвению в алкоголе. Она приезжала и чуть ли не караулила меня у дверей моей квартиры, стучала кулаком в дверь и требовала, чтобы я открыла, иначе она вызовет милицию, психушку, МЧС и прочие органы помощи несознательным и опустившимся гражданам, к которым, без всякого сомнения, принадлежала и я. Затаив дыхание, я стояла у двери и молчала. Мне ужасно хотелось, чтобы она поскорее смоталась прочь, отвалила и не действовала мне на нервы! Так продолжалось три месяца. Вика взяла в союзники Петровича – моего соседа-пенсионера, упросив его присматривать за мной и иногда по-соседски заходить ко мне с просьбами о соли и спичках. При этом Вика не перестала атаковать меня своими приездами, во время которых она стояла у двери и тупо нажимала на звонок, а я, притихнув, так же тупо ждала в коридоре, когда она уедет.
Но однажды я не вытерпела и, распахнув дверь, принялась орать на нее, требуя, чтобы она оставила меня раз и навсегда в покое! Это моя жизнь, и я могу распоряжаться ею как хочу. И Вика к этому никакого отношения не имеет…
Вика, в свою очередь, принялась орать на меня. Она обвиняла меня в том, что я опустила руки и выбрала самый легкий путь, превратившись в окончательную алкоголичку. Мне нужно срочно завязывать с этим, пока не поздно! Женский алкоголизм неизлечим! В ответ я хохотала и желала ей поскорее отправляться к своему Дэну и не лезть в чужие дела. Мы тогда крепко разругались, и я захлопнула дверь. Но посреди ночи я не выдержала и позвонила Вике. Я рыдала и просила у нее прощения. Я вдруг поняла, что Вика – это единственная ниточка, которая еще удерживает меня в этой жизни и не дает мне окончательно свихнуться. Если я ее оттолкну, то останусь по-настоящему одна.
Вика примчалась ко мне на следующий день. Мы помирились, и я дала Вике слово больше не пить, взять себя в руки и попробовать договориться с Берном. Не окончательная же он скотина, cказала Вика. Да кто его знает, вяло откликнулась я.
Договориться с Берном не получилось (как я и думала). Он и его родственнички стояли на своем. Я ездила к Лизе раз в три месяца и каждый раз ощущала, что вначале я словно заново воскресаю, а потом умираю. И с каждым разом мне было все тяжелее, cловно меня мучили приступы асфиксии и не хватало воздуха. Я должна была притворяться перед Лизой, делать вид, что все в порядке. Мама с папой просто теперь живут отдельно, твердила я ей. Но мама с папой любят Лизу! Очень любят! «Мама, а когда ты приедешь совсем-совсем?» – cпрашивала меня Лиза, и я едва сдерживалась, чтобы не зареветь во весь голос. «Я хочу, чтобы ты жила с нами, как раньше, – говорила мне дочь. – Почему ты уехала, мамочка? Папа сказал, что у тебя дела…»
Я потрясла бутылку – больше половины я уже выпила. Я чувствовала себя несчастной и всеми покинутой. Несмотря на рефлектор, в комнате по-прежнему было холодно. Не так, как вначале, но все равно не жарко. А для таких мерзлячек, как я, – это просто кусочек Антарктиды в отдельно взятой комнате. Я накинула одеяло на ноги, так было теплее, и, закрыв глаза, провалилась в полудрему…
По возвращении из Швеции в Москву я часто срывалась и уходила в запои. Петрович сразу стучал на меня Вике, и та приезжала ко мне и устраивала разбор полетов по полной программе. Я слабо защищалась. Я заметила, что мои воля и решимость постепенно куда-то улетучиваются. Словно я незаметно превращалась в другого человека: тихого, забитого, утратившего всякий интерес к жизни. Наверное, так оно и было, просто я не хотела в этом признаваться самой себе. Я почти потеряла всякую надежду вернуть Лизу. Дело мое было швах… Я пробовала обратиться еще к парочке адвокатов, но они все говорили одно и то же – мои шансы вернуть дочь равны нулю.
Ко всему прочему, в моей душе поселился страх, что я скоро лишусь и этих редких свиданий. В последний раз Берн тянул с моим приездом. Сначала он говорил, что Лиза болеет, потом – что она уехала вместе с его матерью погостить к ее двоюродной сестре. И в заключение он сухо сказал, что сам позвонит мне и скажет, когда мне приезжать.
Вот тогда-то я не выдержала и поехала в Швецию сама, по туристической путевке, чтобы повидать Лизу. Купила парик, вставила в глаза линзы, нацепила еще и очки с тонированными стеклами – для полной конспирации… Я хотела только посмотреть на свою дочь и убедиться, что с ней все в порядке. Но – не получилось, я сорвалась. И теперь мне оставалось только гадать – что предпримет Берн? Оставит все как есть или воспользуется случившимся, чтобы окончательно лишить меня прав видеться с дочерью? В том, что суд встанет на его сторону, сомнений у меня не было. Тем более что у него шуры-муры с судьей. Эта шведская телка, наверное, спит и видит, как затащить моего бывшего мужа в постель! Правда, здесь бы ее ждал крутой облом. Вместо знойного мачо ей пришлось бы возиться с нежным теленком…
Вспомнив о сексе с Беpном, я невольно дернулась, и бутылка выскользнула из моих рук, c грохотом покатившись по полу. Черт! Я соскочила с кровати, но было уже поздно. Послышались Викины шаги. Я замерла на месте, быстро пнув бутылку ногой, чтобы она откатилась еще дальше. Дверь распахнулась, и Вика зажгла свет, устремив на меня холодный взгляд.
– Ты чем тут занимаешься? За тобой, как за ребенком, нужен постоянный контроль? Нельзя оставить ни на минуту?
– Да ладно, Вик, брось! – промямлила я, ощущая жуткую неловкость и досаду.
– Мало я с тобой возилась!
Удар ее попал в цель.
Я вспыхнула:
– Тебя никто об этом не просил!
Вика поняла, что она перегнула палку, и пошла на попятную:
– Сорри! Но ты же должна понять меня…
– А ты – меня…
Вика подошла ближе и, сев на кровать, погладила меня по руке:
– Я понимаю. Все понимаю.
Я прижалась к Вике. По сути дела, она была моей единственной опорой в этом жутком переплете, в который я угодила. Конечно, Вика иногда бывает невыносимой и поучает меня так, словно она записалась в мои старшие сестры или матери. Но мне следует все это терпеть, если я не хочу лишиться верной подруги. У нее куча своих дел, забот… Один Дэн чего стоит! С таким красивым мужиком вечно возникают проблемы. Первое время Вика жаловалась на то, что она его бешено ревнует. Сейчас эти ее жалобы прекратились, но, как мне кажется, это произошло не потому, что Дэн надел шкурку кроткого пай-мальчика, а потому, что Вика не желает выглядеть женщиной с проблемами. Она хочет всегда быть победительницей…
