Капля воска сорвалась со свечи и растеклась на поверхности воды, словно плевок по щеке.
– В Ожерелье вошел новичок, мы назвали его Рубин. Ничего не умеет! Не владеет никакой магической техникой! Ни свечу взглядом зажечь, ни бокал по столу без прикосновения передвинуть… Зато разработал и безупречно проводит обряд возвращения молодости. Сам живет уже третью жизнь. Ах, как же это изумительно: дожить до глубокой дряхлости, до скрипа в суставах, до пергаментной кожи, до шамканья беззубым ртом – а потом разом вернуть весь цвет и радость юности: ловкость, гибкость, красоту, яркость зрения, мужскую силу! Сапфир и Двуцвет тоже помолодели.
Отражение матово белело на поверхности воды. Теперь оно имело вид черепа.
– Хочешь сказать, что все мы будем в земле? – покосился мужчина на череп. – Не уверен, не уверен, Рубин работает над проблемами бессмертия!.. Пойду и я работать, меня ждет скальпель… Ах да! Я рассеянный глупец! Принес подарок – и чуть не забыл отдать!
Рука мужчины качнула над колодцем тонкую серебряную цепочку.
Вода поднялась черным пузырем – и вновь опала. Казалось, воздух подземелья стал ледяным от плеснувшей из колодца волны страха.
– Ты ведь любишь серебро, учитель, – негромко сказал мужчина и разжал пальцы.
Цепочка канула в глубину – и подземелье содрогнулось от беззвучного вопля. Вода забила ключом, со дна всплыли крупные пузыри, словно там захлебывался кто-то огромный. Запахло кровью.
– Я рад, что тебе нравится мой подарок, учитель, – благодушно произнес Алмаз. – Жаль, что не слышу твоего голоса…
И, словно ответом на его слова, откуда-то донесся отдаленный вопль.
Алмаз вскинул голову.
Вопль повторился – громче, резче, в нем звучало проклятие.
– Это кто же так расшумелся? Пойду взгляну… До встречи, дорогой учитель. Я как-нибудь зайду навестить тебя… с подарком, обязательно с подарком!
Алмаз поднял повыше свечу и пошел к низкой, потемневшей от времени двери. Он уже не улыбался. И не оглянулся на колодец, клокочущий в бессильной ярости. Просто выбросил из головы своего немого собеседника.
2
По лесистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий
Поклоняются странным богам
Девы-жрицы с эбеновой кожей.
Н. Гумилев
Идол стоял в глубокой нише – жутковатого вида фигура в человеческий рост. Он был вытесан из красного, с темными прожилками камня и оттого похож был на человека, с которого содрали кожу. Однако лицо, вырезанное пусть и с дикарским, но явным мастерством, выглядело вполне довольным. Глаза блаженно щурились, губы расплылись в улыбке, совсем бы добродушной, если бы она не открывала клыки в углах рта. Рожа идола лоснилась, натертая жиром, а член его был вздыблен, как горячий конь.
У стены напротив был привязан к железным кольцам, вбитым в стену, обнаженный мужчина – настоящий богатырь, виктиец. Он яростно пытался порвать свои узы и во все горло сыпал проклятиями и угрозами. Это его громоподобный голос, прорвавшись сквозь тяжелые двери и низкие коридоры, долетел до подземелья, до колодца с черной водой.
А между пленником и идолом низенькая полная женщина в темном балахоне и теплой шали разводила костер прямо на каменном полу. Больше в комнате не было ничего – ни мебели, ни ковров, только четыре горящих светильника по углам.
Женщина действовала ловко, без спешки и суеты, не обращая внимания ни на крики пленника, ни на насмешливый взгляд идола. Шаль сползла с ее головы, открыв шапку коротких, иссиня-черных, буйно вьющихся волос.
– Что кутаешься, Агат? Холодно? – раздалось от дверей.
Женщина вскинула голову и приветливо ответила перешагнувшему порог Алмазу:
– Мерзну, вождь! Такие скверные края: море холодное, земля заледеневшая!
Теперь, когда женщина подняла глаза, стало видно, что кожа у нее темно-коричневая, лицо круглое, с широким носом, большим ртом и темными глазами.
Пленник, замолкший при появлении незнакомца, вновь взорвался потоком брани:
– Твари, демонские подстилки, грязные колдуны, испепели вас Фламмар! Я, Улаф из потомков Хельма Дракона, порвал бы вас в кровавые лохмотья, если бы не…
Алмаз вскинул левую руку ладонью вверх – и голос виктийца оборвался. Пленник силился что-то крикнуть, но горло издавало лишь тихое сипение.
– Зачем, вождь? – огорчилась женщина. – Мне нравятся его вопли. И Тлолкалойо доволен. – Она кивнула в сторону красно-бурой статуи. – Тлолкалойо сегодня получит достойную жертву: не забитого раба, а истинного воина, могучего и бесстрашного.
– Накричится еще, – добродушно ответил Алмаз. – А пока пусть не мешает… О чем ты хочешь просить своего бога?
– Пусть откроет будущее. Двуцвет хочет узнать, доживет ли старший альбинский принц до того дня, когда ему суждено надеть корону.
Алмаз рассеянно кивнул. Его не особенно занимала политика.
Тем временем Агат закончила разводить костер, сняла шаль и сбросила балахон, оставшись обнаженной. Теперь видно было, что она немолода. По лицу возраст читался с трудом, но тело – обрюзгшее, с отвисшим животом и потерявшими упругость грудями – говорило о том, что зрелость женщины уже переходит в старость.
Не смущаясь под мужскими взглядами, просто не замечая их, Агат подошла к нише со статуей и взяла два предмета из ржавого железа, лежащие у ног каменного божества.
– Спроси своего бога заодно о судьбе Ожерелья, – попросил Алмаз.
Он не верил в божественную силу каменного истукана с труднопроизносимым именем, но в пророческие способности Агат верил безоговорочно. Из-за этих способностей таумекланка не затерялась среди рабов, которых поглощал и не выпускал Семибашенный замок.
– Я всегда спрашиваю про Ожерелье! – чуть обиженно отозвалась женщина, привычно надевая что-то вроде железных перчаток с длинными когтями.
– Ну и славно, – кивнул Алмаз. – Я зайду попозже, узнаю…
– Верни жертве голос, вождь. Зачем лишать Тлолкалойо радости?
– Да пожалуйста, пусть радуется! – усмехнулся Алмаз, легко махнул левой кистью в сторону пленника и вышел из комнаты.
Идя по узкому, с низким потолком коридору и слушая затихающие позади угрозы и проклятия, маг посмеивался: Агат прекрасно освоила чужой язык, но осталась дикаркой из таумекланского леса. Она, единственная в Ожерелье, не стремится познавать новое. Просто служит своему богу, как служила на родине.
Алмаз вспомнил, как он и его собратья по Ожерелью, измерив могучий магический потенциал рабыни, предложили ей стать одной из них. А дикая баба выставила условие: пусть ей привезут ее божество! Маги оценили характер таумекланки и снарядили экспедициюза идолом на далекий материк Фламмарэйди. Правда, мореходы, которые добыли статую, попутно спалили храм, а жриц переловили и продали в рабство. Но Агат, узнав об этом, не огорчилась. Сказала: «Теперь у Тлолкалойо будет каменный храм. А те глупые козы не смогли бы угодить божеству так, как это буду делать я!..»
