– Конец главы. И хватит на сегодня.
Райсул разочарованно охнул.
У юнги был такой вид, словно он пробудился от восхитительного сна.
Мара мечтательно сказала:
– Эх, и бродит же где-то по свету такой мужчина…
– Полагаю, – снисходительно сказал Отец, возвращаясь к шитью, – что Неведомый Странник все выдумал.
Мара метнула на погонщика убийственный взгляд.
– Может, не все придумал? – тихо спросил юнга. – Может, хоть что-то…
– А хоть бы и придумал! – добродушно возразил боцман. – Вон сказители в тавернах врут – а слушать любопытно. Помнишь, Отец, ты плел про капитана Гайджа и его «Портовую девчонку». Был капитан Гайдж на самом деле? Или ты его выдумал?
– Капитан Гайдж жил на самом деле, – спокойно отозвался погонщик. – Я у него пастухом начинал, на «Портовой девчонке». Он весьма занятно рассказывал о своих приключениях. Ну, кое-что я присочинил от себя, не отрицаю.
– Вот! – сказал юнга так пылко, словно Отец уверил его в существовании Бертрана Острой Шпаги.
Райсул, задумчиво глядя на остывающие, подернутые золой угли, сказал негромко:
– А вдруг и о нас когда-нибудь сложат сказание? Или даже книгу напишут?
Короткая пауза – и общий смех.
Гоготал боцман, звонко смеялась Мара, хихикал юнга, ухмылялся погонщик. Только Филин серьезно и сосредоточенно вслушивался в знакомые, но по-прежнему непонятные ему звуки, пытаясь разобраться, куда тянутся корни и ветви сложных человеческих отношений.
– А что, – веселилась Мара, – наш капитан тоже спасает красавиц! И они ему дарят драгоценные перстни на память!
Погонщик взял книгу, раскрыл ее и, сделав вид, будто читает, произнес с выражением:
– Путь в Порт-о-Ранго закрыт был приспешниками и клевретами злокозненного эдона Манвела, но неустрашимый капитан дерзновенно воскликнул: «Я проникну в сей опасный град, дабы вернуть долг девятнадцати прекрасным девам. Да хранят меня милость Риэли Насмешницы и мой верный клинок!» И едва над заливом сгустилась мгла…
– Ага! – зловредно-торжествующим голосом перебил его капитан. – Вот ты себя и выдал! Теперь мы знаем, кто сочиняет все эти книги и подписывается Неведомым Странником!
– Ух ты! – восхитился Хаанс. – Отец, ты уж тогда познакомь Мару с Бертраном, а то она совсем ошалела, так в него влюбилась.
С лица пастушки исчезла улыбка, но Мара тут же взяла себя в руки и дала сдачи:
– Ну, если нет настоящих мужиков, так хоть в такого, в бумажного, влюбиться!..
Началась веселая перепалка, но капитан почти не слушал ее. Слова погонщика напомнили о тайном визите в Порт-о-Ранго. Долг он вернул, но важнее была встреча с Кэти. Им пришлось тогда удирать он заметивших Дика людей эдона Манвела. Потом он катал свою умницу на маленьком ялике… ах, какая чудесная была ночь! А наутро Дик покинул город нагло, открыто, на глазах у прислужников своего врага. Он рисковал, зато теперь никто не станет искать его у Кэти, девушка в безопасности…
Бенц отогнал воспоминания и обнаружил, что взгляд его устремлен на железную печурку, на почти потухшие угли.
– Осторожнее с огнем, леташи. Гасите свечу – и спать, кроме вахтенного. Чья вахта?
– Моя, – лениво откликнулся боцман.
Легко нести вахту в зимнем порту. Опасность? Во имя Младших богов, ну, какая опасность грозит судну в гавани городишки Фейхштада? Джермийский городок, закрытый от северных бурь Хэдданскими горами, из года в год предоставляет место в гавани зимующим летучим кораблям. За хорошие деньги предоставляет, между прочим. А потому дорожит Фейхштад своей репутацией, следит за порядком на улицах, надежно охраняет Зимнюю гавань, гордится усердием и неподкупностью стражников. Еще бы им не быть неподкупными! Польстишься на взятку – потеряешь хорошее, хлебное место…
Но все же боцман знает, что вахтенному нельзя хлопать ушами. Эдон Манвел злопамятен, а его люди могли уже узнать, где зимует «Миранда». Конечно, здесь, в Джермии, руки у него коротки, но все же, все же…
– А где Лита? – встревожился капитан. – Темно уже, а она еще не вернулась…
– И не вернется, – успокоила его Мара. – Паучок предупредила: если праздник затянется, она там же и заночует, у лавочницы…
2
Стучат далекие копыта,
Ночные небеса мертвы,
Седого мрамора, сердито
Застыли у подъезда львы.
Луны отвесное сиянье
Играет в окнах тяжело,
И на фронтоне изваянья
Белеют груди, меч, крыло…
(Г. Иванов)
Предлагала ведь Грета заночевать у нее! На темное окно показывала: мол, куда тебе, Лита, идти, ночь на дворе! И надо было остаться. Да только видела Лита, какими взглядами осыпал хозяюшку-именинницу ее сосед, бочар Михель. На гостей косо посматривал: мол, уберетесь наконец? А когда гости разошлись, а Грета принялась уговаривать Литу остаться, – огорчился, сник. Лита поняла, что мешает вдовушке уладить судьбу. Вот уйдет бочар, обидится – ждать потом Грете другого случая. И так за столом посмеивались: мол, Михель вокруг соседкиного дома бродит, а в калитку никак не войдет.
А потому Лита отказалась остаться. И ушла, провожаемая благодарными взглядами Греты и Михеля.
Но сейчас она жалела о своем добром поступке.
Уходила – не боялась. Хоть и пришлось идти через уснувший городок, но велик ли Фейхштад? С улицы на улицу перекликается ночная стража. Чего опасаться припозднившейся девушке?
А вот страшно! Луна завесила зыбкими покрывалами дома, сделала улицы незнакомыми. Окна закрыты ставнями, словно и смотреть на Литу не хотят. Двери заперты до утра. А сердце чувствует недоброе и стучит-стучит-стучит… Девушка не из робких, но сейчас ее охватило ожидание беды.
И Лита не удивилась, когда навстречу ей в поток лунного света шагнули двое мужчин. Один незнакомый, но второй…
Сеорета диль Фьорро всегда и везде узнает волчьи черты Зиберто диль Каракелли!
Молча бросилась девушка в соседний переулок. Она была легкой на ногу, в первые минуты оторвалась от преследователей.
Но где же стража? Не слышны протяжные крики: «Все споко-о-ойно…»
Лита бежит. Тянутся палисадники, заборчики… Но вот дверь, которая выходит прямо на улицу, без всяких цветников за оградой.
Бросилась девушка на крыльцо, забарабанила в дверь:
– Откройте, за мной гонятся! Во имя всех богов, спасите, добрые люди!
Замерла, прислушалась. Мелькнул ли огонь в щелях меж ставнями? Стукнуло ли что-то по ту сторону двери?
Лита догадалась: хозяева не спят, слышат ее мольбы.
И еще поняла: не откроют. Боятся.
А погоня уже тут как тут. Сеор Зиберто ухмыляется во всю волчью пасть. Без слов схватил девушку за руку: попалась, пташка?
