Обе, насколько видно в полумраке, молоды и красивы. На одной платье серо-стального цвета, светло-русые волосы уложены в высокую прическу. Золотистые волосы второй рассыпаны по красному платью, украшенному богатой вышивкой. Пожалуй, она есть госпожа. Вот как нарядно одета!
Тут русоволосая достала из рукава платочек и промокнула лицо под глазами – то ли прослезилась от слов жреца, то ли ей попросту было жарко. Стала убирать платок в рукав – и уронила его на пол. Женщина в красном платье тут же присела, подняла платок, подала его русоволосой…
Жрец продолжал:
– Эссея Легкокрылая, властительница воздуха – да не обрушит она на нас ураганы! Пусть подвластные ей ветры вертят крылья мельниц и подгоняют летучие корабли!
От слов «летучие корабли» у Литы заныло сердце.
Может, прямо сейчас кинуться в ноги госпоже и попросить о помощи? Другого случая может не представиться…
Нет. Нельзя. Литу выдают за сумасшедшую. И если она устроит в храме переполох и сорвет молебен, ей не удастся убедить ни даму, ни жреца в том, что она здорова.
– Восхвалив гостей, поведем речь о хозяйке храма. Антара Кормилица, Антара Надежная, наша общая праматерь. Именно Антара некогда сотворила первых людей…
– Не верти головой, – раздраженно шепнула Лите сеора Модеста, и девушка вновь опустила глаза в каменный пол.
Жрец говорил о щедрости богини, о ее материнской доброте – и о том, как страшен бывает гнев Антары, когда грехи человеческие все же превышают меру ее терпения. Ужасны землетрясения, ужасны неурожайные годы, когда земля перестает кормить своих непокорных, злых детей.
Лита приподняла лицо. Пусть потом сеора Модеста говорит и делает что хочет! Лита обязана осмотреть тех, кто собрался в храме. Может быть, другого случая не будет. Кто из этих людей согласится помочь незнакомой девушке? Кто поверит ее странной истории? Кому послать весточку?
– Четверка Старших богов сотворила себе помощников – Младших богов. Людям не дано знать поименно их всех, но есть имена, что открыты для нас. Поэтому каждая человеческая душа не одинока в этом мире. У каждого из нас есть собственный покровитель. Когда ребенок сочтет, что он вырос, он избирает себе бога-защитника. Этот выбор никто не может сделать за него – ни родители, ни старшие братья и сестры. Несчастен тот, кто, прожив много лет под сенью избранного им Младшего бога, вдруг резко меняет свою судьбу и избирает другую стезю, на которой прежний защитник помогает уже не так, как прежде. Несчастен – но не обречен. Боги добры, и человек может, отблагодарив прежнего покровителя достойной жертвой в храме, призвать к себе другого Младшего бога. Это тяжкое решение, ибо душа сроднилась с прежним богом…
Лита старалась, не поворачивая головы, разглядеть спутников знатной дамы. Неужели при ней лишь одна служанка? Женщину проще попросить о помощи. Но рядом с госпожой только эта золотоволосая, а у нее злое лицо.
– Мою жизнь с тринадцати лет осеняет имя Ордина, следящего за порядком во всех делах человеческих. – Голос жреца стал глубоким, нежным. – Ордин Управитель взял мою жизнь в строгие, но бережные ладони и провел меня честным, достойным путем от младшего жреца до главы обители. Уверен, что и каждому из вас есть за что вспомнить добром своего хранителя. Давайте же закроем глаза и вспомним своих богов. Не будем сейчас ничего у них просить. Просто поблагодарим их, как я благодарю Ордина.
Лита закрыла глаза.
«Виарита, плетельщица дорог! Ты была добра к несмышленой девчонке, впервые покинувшей дом. Ты привела меня на борт летучего корабля. Ты подарила мне жизнь-дорогу. Не отбирай же свой подарок, Виарита… Нет-нет, я не прошу, ничего не прошу, я благодарю тебя за все, что ты для меня сделала…»
Над самым ухом сопела сеора Модеста. Конечно, благодарила Лаину Ласковую. Лита видела: на подкладке ее меховой куртки вышито имя богини домашнего очага.
Лите стало противно. Она повернула голову как можно дальше, чтобы уберечь его от тяжелого дыхания Модесты, и открыла глаза.
Мгновение, не больше, она глядела в сторону входа. А затем поспешно опустила взгляд, склонила голосу, замерла. Даже затаила дыхание.
Нет, ей не померещилось! Ничего ей не померещилось! Там, почти у двери, возвышался над молящимися боцман Хаанс, замечательный джермийский великан. Он не смотрел на Литу, он не сводил глаз с жреца, но ошибки быть не могло. Это был он, он, Рябой Медведь!
Остро, невыносимо хотелось поднять глаза. Но Лита сдерживалась. Раз команда ее нашла, раз леташи готовы прийти на помощь своей невезучей сестренке… не хватало только их выдать ненароком!
Кровь шумела в ушах. Голос жреца, до этого ясный и выразительный, превратился в неразборчивое бормотание. Долго ли продолжался молебен – девушка не знала. Наконец сеора Модеста тронула ее локоть:
– Бледная ты какая… душно, да? Ничего, сейчас вернемся в дом – полежишь, отдохнешь… Не заболей!
«Я вам здоровая нужна, да? – подумала Лита. – Чтобы вашему Фрэнцио детишек рожать? Не дождетесь!»
– Пойдем, пойдем, пора делать пожертвования, – потащила ее за собой сеора Модеста. Лита подчинилась, не ощущая под ногами каменных плит.
Паломники чинным ручейком шли к большой каменной чаше, бросали в нее монетки и направлялись к выходу. Первой жертвовала знатная дама, следом – ее свита.
– Вот, возьми, положи в чашу, – громко шепнула сеора Модеста, протягивая Лите монетку.
Пленница представила себе, как это выглядит со стороны: заботливая родственница опекает сумасшедшую девчонку, следит, чтобы та свершила обряд как полагается.
Из-за этой мысли девушка на миг замешкалась, и ее опередил невысокий старик в кожаной куртке. Бросил медяк, обернулся, учтиво кивнул: мол, проходите, дамы.
Лита не вздрогнула, не изменилась в лице. Раз Отец делает вид, что они не знакомы, – значит, так надо.
– Да бери же! – раздраженно зашипела Модеста, все еще держа монетку на короткопалой ладони.
Лита, не отвечая, вскинула руки к ушам.
Золотые серьги. Единственное украшение. Память о маме. Дорогая, памятная вещь, с которой Лита не рассталась даже в трудные дни.
Сейчас она вынула серьги из ушей быстрым, легким движением. И бросила их в каменную чашу.
Сеора Модеста ахнула.
Пусть ахает.
И пусть все вокруг сочтут поступок Литы безумным. Чем же еще, как не самой дорогой вещью, отблагодарить Антару за свершившееся чудо?
* * *
– Это была она! – взволнованно повторял Дик. – Та самая эрлета! Я ее сразу узнал!
– И таращился на нее, как кот на сметану, – негромко добавил Отец.
Хаанс хмыкнул. Погонщик, да еще пожилой, мог позволить себе так разговаривать с капитаном, если оба не в рейсе. А вот боцману такие беседы были не по чину. Иначе он нашел бы что сказать этому мальчишке.
