— Ты бы на моем месте что сделал, а? — орал Котиль. — Разорвал бы меня на части, сжег бы живьём, что угодно, до чего смог бы додуматься! Вот почему ваше время прошло! Вы ничего, ничего не знаете, кроме как топтать и душить!
В коридоре тоже было полно дыма, но Бардаганов на четвереньках двинулся уже самостоятельно, спасаясь от гибели. Котиль, удивляясь его живучести, быстрым шагом пошел по направлению к питейному залу. Но у самой двери он остановился.
Сомнения судорогой сдавили ему горло. Что он делает! Нельзя прощать врага, нельзя спускать этой твари! Пока есть возможность, нужно уничтожить его, отомстить, чтобы обезопасить себя в будущем, прикрыть свой тыл с этой стороны! Никогда такой, как Бардаганов, не вспомнит добра, никогда! Наоборот, он воспримет пощаду как унижение, как слабость, уязвимое место, куда надо нанести удар при первой возможности!
И Котиль уже развернулся было, сжал со всей своей чудовищной силой кулак, уже думал, куда лучше бить, представлял его предсмертные судороги! Но, сжав зубы, он повернул обратно и толкнул дверь, которая вела в зал.
Здесь из-за обилия сигаретного дыма никто еще не догадывался о пожаре, прежний шум и гам по-прежнему правили бал, гремела музыка и извращались в танцевальных пируэтах выпившие гуляки. Пройдя мимо белозубого, который непритворно ему обрадовался и звал к столу, Котиль миновал танцующих и вышел на улицу.
13
Котиль стоял в стороне и смотрел, как огонь со страшным гулом и треском, разбрасывая в ночь причудливые искры и блики, поглощает здание забегаловки. Подвыпивший народ толпился неподалёку, кто-то матерился во всё горло, женским голосом визжали об оставленной внутри сумочке. Кто-то, совсем не протрезвевший, воспринял пожар как фейерверк, весёлое дополнение к празднику, и продолжал уже здесь, на улице, зажигательные танцы, требуя музыки и водки.
Пожарные приехали, когда огонь охватил всю постройку, и спасать уже было нечего. Вслед за пожарными показалась полицейская машина и скорая помощь. Пострадавших от алкогольного отравления, некоторые из которых пострадавшими считать себя напрочь отказывались, было больше, чем от огня.
Из полицейской машины вышли четверо. Двое младших чинов, вооружившись протоколами, стали расспрашивать свидетелей. Ещё двое, один в форме с майорскими погонами, другой в тёмном костюме, с сединой в короткой стрижке и орлиным носом, остались возле машины.
— Странные дела у вас творятся, майор, — проскрипел человек в костюме.
— Разберемся, полковник.
— Вы думаете, это он?
— Вполне может быть, хотя… Публика здесь, сами видите.
— Как это он от вас ушёл?
— Сам не знаю. Я видел железные двери в машине, вывороченные так…. Это просто нечеловеческая сила.
— Прямо-таки нечеловеческая.
— Поверьте мне, полковник, я много повидал в жизни.
— Поменьше об этом распространяйтесь.
— Само собой.
— Если он здесь был, далеко не уйдёт.
— Я уже ни в чём не уверен.
— Помните, он нужен мне живым.
— Легко сказать! Если он сворачивает железные двери …
— Живым, майор. Это очень важно. Я осведомлён о многих ваших подвигах с Бардагановым. Так что вам придется поработать на совесть.
— Я всё понял, полковник. Можете на меня положиться. Кстати, из «шестёрки» сбежали двое уголовников. Так что операцию можно замаскировать под их поимку. Меньше будет шума от борзописцев.
Солнце поднялось над тёмной массой тайги, которая начиналась неподалеку от научно — исследовательского института, и ласково заглянуло в окно директорского кабинета. В солнечном луче заискрились пылинки, словно дневное светило обладало магическим свойством проявлять скрытую от человеческих глаз реальность, другую жизнь, тайную и неведомую беспечным людям.
Профессор, темный как грозовая туча, зло распахнув дверь, ворвался в кабинет. За ним следовали трое в черных костюмах.
— Я не стану этого делать! — категорически бросил профессор, со злостью отодвинул стул и уселся за стол. Гостей присаживаться он не пригласил.
— Профессор, интересы государства важнее всего, — назидательно изрек полковник.
— Я всю жизнь работаю в интересах государства! Но калечить нормальных, здоровых людей я не стану.
— Это Бардаганов-то здоровый человек? Отчего же он в реанимации?
— Его можно вылечить обычными методами. Вмешиваться в геном в данном случае нет необходимости.
— Вы уже делали это, не так давно.
— Тогда у меня не было выбора, иначе бы он умер.
— А бомжи всякие? Про животных я уже и не вспоминаю.
— Бомжи, знаете ли, тоже были на грани. Чуть не насмерть замерзать в подвалах….
— Я думаю, профессор, у вас и сейчас нет выбора.
— Что?..
— Вы поймите, Бардаганов — конченый человек. Он обворовал государство на миллионы.
— Вот берите и судите его…
— Да он просто мерзавец, профессор, я вас уверяю. К тому же алкоголик. Неужели вам доставит больше удовольствия проделать то же с совершенно ни в чём не повинным человеком?
Профессор непонимающе взглянул на полковника и отвёл взгляд. В глазах его промелькнул испуг.
— К тому же, профессор, нам необходимо, чтобы он пришел в норму быстро. Как можно быстрее. Мы знаем, что вы разработали ускоренный метод.
— Это очень опасно!
— Ничего, Бардаганов крепкий парень.
— Я отдал десять лет жизни на разработку… Для того, чтобы помогать людям. Чтобы спасать людей от тяжёлой интоксикации. А теперь получается как всегда… Вы хотите создавать монстров и использовать их в своих паскудных целях?
— Интересы государства вы называете паскудными целями?
— Эксперименты над людьми я называю паскудными.
— Будьте благоразумны, профессор.
— Преступление вы называете благоразумием?
— Деяние в интересах общества — это не преступление, а необходимость.
— Я не буду этого делать.
— Послушайте, я уже устал, чёрт возьми. Даю вам последний шанс. Подумайте.
— У меня было достаточно времени на раздумья.
— Ну что ж, вы сами выбрали свой путь. Вы арестованы.
— Что?
— Наденьте на него наручники.
— Вы с ума сошли? Я учёный с мировым именем!
— Мы объявим вам благодарность. Но только в тюремной камере.
— Да за что?..
— За эксперименты над людьми.
— Вы сами предлагали мне это!
— Я предлагал вам работать на государство. А вы занимались отсебятиной. Ваше место займут другие.
