— Не веришь… — шепотом отозвалась Опал. — Я знаю, что видела.
Я глубоко вздохнула. Вот тебе и срочная психологическая помощь.
— Давай предположим, что Дел могла вернуться с того света, если на минутку отвлечься от того, что это невозможно. Нет никаких мыслимых причин, которые заставили бы ее тебе мстить. Я уверена, что есть много других людей, кому она отомстила бы в первую очередь.
— Например?
— Например, я. И все остальные, кто вместе с ней ходил в школу.
— Почему? — спросила она.
— Потому что мы не очень хорошо обходились с ней.
Это еще мягко сказано.
— Эй, а ты знаешь, что у тебя идет кровь? — спросила Опал, и я увидела, что порез на моей руке сочится кровью сквозь рукав рубашки.
Мы добрались до большого амбара, где я промыла свой порез в раковине, а Опал продолжала одолевать меня расспросами о Дел. Ее лицо раскраснелось, и она как будто проглатывала любые кусочки информации, которыми я делилась с ней. Теперь, когда мы находились под крышей и ее лицо уже не было таким бледным, она уже меньше походила на Дел, что было большим облегчением для меня. Я начала гадать о том, кто же из нас на самом деле видит призраков.
— Какой она была? — спросила Опал.
— Решительной. Жесткой. Она почти ничего не боялась.
— Она была грубой?
— Иногда, наверное. Но в основном другие люди грубо обходились с ней.
— Почему?
— Думаю, потому что она была на них не похожа. В вашем классе есть ученик, которого все дразнят?
— Да, Джонни Лопес. У него амблиопия
[13], и он носит пижамные рубашки вместо нормальных.
— Ну вот. Дел была нашим Джонни Лопесом.
В дверном проеме появилась Рейвен. Она немного хмурилась, показывая, что уловила тему нашего разговора.
— Я услышала ваши голоса. Кто-нибудь видел Мэгпай?
— Нет, — ответила я. — Я порезалась, когда искала ее под старым парником, а Опал оказала мне первую помощь.
Опал помогла мне заклеить порез бактерицидным пластырем.
— Слушай, ты разбираешься в этом лучше меня, а я делаю это ради заработка, — сказала я ей. — Может, откажешься от карьеры акробата и посвятишь себя медицине?
— Ни за что! — Девочка рассмеялась.
— Вправлять кости не так больно, как ломать их, — напомнила я.
— Лучше я переломаю все кости, чем сойду с ума от скуки, если буду целыми днями клеить лейкопластыри, — отозвалась она.
— Думаю, ваша мать собирается возвращаться домой, — сказала Рейвен. Я поняла намек, взяла мать под руку и не спеша отправилась вместе с ней домой, по пути обещая, что кошка скоро вернется. У кошек есть свои похождения и приключения, говорила я ей. Они собирают свои рюкзачки и отправляются повидать мир и полакомиться экзотическими мышами. Такова их природа, объяснила я. По пути домой настроение матери постепенно менялось от горя и подозрительности до ненависти.
— Это ты ее прогнала! — рыдала она.
— Я ничего не делала с Мэгпай. Она ушла сама. Я уверена, с ней все в порядке. Она вернется, когда захочет.
— Почему ты ее прогнала? Сначала ты избавилась от нее, потом избавишься от меня. Я не поеду в дом престарелых! — Ее тело сотрясалось, морщинистое лицо было залито слезами и забрызгано слюной.
Ну вот, она сказала это. Она не хочет уезжать. Вчера вечером я высказала идею о санатории для престарелых с хорошим уходом, но она промолчала, как будто не понимала ни слова. Но теперь, хоть и с отсрочкой, я получила ответ. Положение сильно осложнится, если нам придется возобновлять разговоры через сутки.
Я положила руку ей на спину, но она отпрянула, словно я обожгла ее. Словно я была той, кто пускает огонь с кончиков пальцев.
— Я не прогоняла кошку, ма. Честное слово. Наверное, она убежала, когда сюда приехали полицейские. Они спугнули ее, но она вернется.
— Почему здесь были полицейские?
— Они спрашивали, слышали ли мы что-нибудь странное в первую ночь после моего приезда.
— А что мы могли слышать?
— Ничего. Мы ничего не слышали.
А в ту ночь ты не уходила гулять по лесу. И на следующее утро я не нашла тебя на кухне с ножом в руке.
— А почему они спрашивали?
— Из-за девочки, на которую напали в лесу.
— Знаю, она умерла. Бедные Гризуолды. Ты ездила на автобусе вместе с ней.
— Да, мама, так оно и было.
— Но она не была твоей подругой.
— Нет, не была.
— Где моя кошечка? Мэгпай! Ох, Мэгпай!
На самом деле полицейские приходили неоднократно, и с каждым следующим визитом тон их вопросов становился все более обвиняющим. Они приехали на следующий день после убийства и расспросили меня с матерью, а потом Опал, Рейвен и Гэбриэла. На следующий день они вернулись и говорили со мной наедине, задавая вопросы о нашей давней связи с Дел.
— Господи, это же было больше тридцати лет назад, — сказала я. — Разве вам не хватает нового убийства? Это древняя история.
Детективы сидели с каменными лицами.
— Вы дружили с Делорес Гризуолд, мисс Сайфер? — спросил один из них.
— Я была едва знакома с ней, — ответила я. — Просто девочка, которая ездила со мной в школу на автобусе. Несколько раз я пробовала поиграть с ней, но она была слишком… странной.
— В каком смысле странной, мисс Сайфер? — поинтересовался другой детектив.
— Она лгала, — сообщила я. — Она была законченной лгуньей.
Вот такая ирония судьбы.
Когда я училась в школе медсестер, то работала по ночам сиделкой в психиатрической клинике на окраине Олимпии в штате Вашингтон. Мой муж Джейми оканчивал аспирантуру. Мы договорились, что после окончания его учебы я устроюсь на постоянную работу. Сначала я собиралась стать врачом, — возможно, педиатром, — но работа дипломированной медсестры отнимала меньше времени и достаточно хорошо оплачивалась. В конце концов, одного врача в семье вполне достаточно, а кардиологи зарабатывают больше педиатров… В общем, мы сошлись на этом.
Или, скорее, так решил он, а я настолько одурела от любви к нему, что соглашалась на все и внушила себе, что так будет лучше.
Расстраиваюсь ли я из-за того, что отказалась от врачебной карьеры? Лишь когда долго думаю об этом. Сожаление не стоит преувеличивать.
Я познакомилась с Джейми в первый год моей учебы в медицинском колледже. Он учился на последнем курсе. Он был блондином из Лонг-Бич и носил выцветшие джинсы и яркие, цветастые гавайские рубашки. Меня привлекло к нему очевидное противоречие: красавец-мужчина с философией серфингиста, который носит аляповатые рубашки, и в то же время лучший ученик в своей группе, самый прилежный студент, которого знали многие преподаватели. Я влюбилась в него в тот момент, когда он посмотрел мне в глаза и манерно протянул: «Как знаешь». Я бросила колледж, и мы поженились в городской ратуше в канун Рождества. Мы переехали в маленькую обшарпанную квартиру-студию, и я поступила на курсы при школе медсестер и стала работать в ночную смену в больнице штата, чтобы мы смогли оплачивать многочисленные счета.
