— Мы нормально общались с Опал до того, как у нее появился интерес к Картофельной Девочке, — возразила я. — Она привязалась ко мне во время моего последнего приезда, и это не имело никакого отношения к Дел.
— Я знаю, Кейт. — Зак вскинул руки в оправдательном жесте. — Не стреляй в гонца, приносящего дурные вести. Я понимаю, что твоя связь с Опал не сводится к истории Дел. В сущности, я думаю, что ты оказываешь на нее положительное влияние. Но сейчас Рейвен придерживается иного мнения.
— Опал нужно с кем-то разговаривать, — заметила я.
— Знаю. Я стараюсь как можно чаще приезжать к ней. А Рейвен на следующей неделе отведет ее к психиатру; школьный психотерапевт помог получить направление к нему. Он считается лучшим специалистом в нашем округе.
— Психиатр проведет с ней целый час, если у него, конечно, будет время, и познакомит ее с чудесным миром психотропных препаратов. Ей нужен человек, с которым она действительно может поговорить. Кто-то, кому не будут платить за то, чтобы он выслушал ее. Она говорила тебе, что она видела? Говорила о том, что Дел якобы хочет добраться до нее?
Он глубоко вздохнул.
— Да, я знаю. Она все рассказала. Я знаю, что ей больно, и она пытается найти какой-то смысл в том, что случилось с Тори. Я также думаю, что Рейвен ведет себя неразумно, когда говорит, что ты вообще не должна проводить время с Опал. Я буду стараться, чтобы она пришла в себя. Но сейчас, по крайней мере, лучше всего будет уважать ее желания. Мне действительно жаль.
— Хорошо. — Я драматически вздохнула, под стать ему. — Мне следует привыкнуть, что меня считают плохим парнем.
Зак улыбнулся и прикоснулся к своей подвеске с Колесом Жизни.
— Все мы по мере сил избавляемся от своей кармы.
— Сущая правда, — согласилась я и посмотрела на подвеску, где Бог Смерти, восседавший на вершине, ответил на мой взгляд злобной гримасой.
Глаза в левом верхнем углу картины моей матери начали обретать телесную форму — на самом деле всего лишь тень, призрак формы. Ничего определенного.
— Я почти чувствую, как эти глаза следят за мной, — сказала я ей.
— Она видит тебя, — подтвердила мать и ткнула кистью в холст.
— Кто?
Я начала уставать от этой игры.
— Она наблюдает. У тебя есть кое-что, что принадлежит ей. Она хочет, чтобы ты вернула это.
Новый, незнакомый страх проснулся внутри меня, провозглашая невероятные вещи.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, мама.
Мать продолжала стоять спиной ко мне, а лицом к картине. Она сгорбилась, но потом отвела плечи назад и выпрямилась как солдат по стойке смирно.
— Верни ее, заместитель шерифа! — выкрикнула она.
Этот голос, как и вчерашнее хихиканье, не принадлежал моей матери. Это был детский голос, жесткое требование двенадцатилетней девочки. Голос, исходивший из уст моей матери, принадлежал Дел.
Но ведь это было невозможно. Я что, схожу с ума? Неужели все, что мне пришлось пережить на прошлой неделе, так сильно повлияло на мой рассудок?
— Что? — Я отступила от нее, охваченная ужасом, несмотря на все попытки разумного объяснения ее странного поведения. Меня пугало, что сейчас она повернется, и я увижу светлые глаза Дел, смотрящие на меня с морщинистого лица моей матери.
— Я сказала, что тебе лучше бы вернуть ее, Кузнечик. — Теперь снова зазвучал голос матери. Она сгорбила плечи и заметно расслабилась.
— Только что ты назвала меня иначе. — Мой собственный голос дрожал.
Она продолжала рисовать. Ее туловище закрывало большую часть холста, так что я не видела, над чем она работает.
— Как ты только что назвала меня, мама?
— Не знаю. Мне отшибло память из-за инсульта. Это случилось после пожара.
— Что, если я верну ее? — Я изо всех сил старалась скрыть раздражение, охватившее меня после короткого приступа паники. Должно быть, я просто ослышалась.
Мать снова захихикала, положила кисть и отступила от полотна в сторону. Над мольбертом висела масляная лампа, а на столе рядом с деревянной палитрой для красок горела свеча. Мигающий огонек озарял картину, порхал над ней и делал ее более живой. Я заметила в левом углу что-то светлое и блестящее и подошла к мольберту, чтобы рассмотреть получше.
Я разинула рот и почувствовала, как к горлу подступил утробный крик. Быстро закрыв рот ладонью, я заморгала, уверенная в том, что мне привиделось. Этого не могло быть. Но это было.
Там, на туловище сотканной из теней фигуры с горящими блуждающими глазами, моя мать изобразила пятиконечную серебристую звезду со словом «ШЕРИФ», выведенным крошечными темными буквами.
У меня дрожали руки, когда я набирала телефонный номер.
— Алло?
— Ник, это Кейт. Творится что-то безумное. Ты можешь приехать?
Он немного помолчал.
— Это можно понимать как извинение? — спросил он.
— Да, извини, что я была такой стервой. Я просто схожу с ума. Мне нужно с тобой поговорить.
— Буду через пятнадцать минут.
— Привези бутылку «Дикой индейки».
— Кулдык, кулдык, — проквохтал он и положил трубку.
Мать крепко спала. Я навесила замок и надежно заперла ее на ночь. Потом я пошла на кухню, зажгла несколько свечей и положила в плиту очередное полено. Вернувшись в студию, я переоделась и начала причесываться, когда мельком увидела свое отражение в зеркале на комоде и застыла на месте. Мое отражение было не единственным. В верхнем правом углу я различала фигуру с картины моей матери: ее глаза смотрели на меня, смотревшую на саму себя в зеркало. В то же мгновение в дверь тихо, но настойчиво постучали. Я чуть не выпрыгнула из собственной кожи. Разумеется, это Ник. Я тяжело сглотнула, взяла лампу и отправилась открывать дверь.
Мы устроились за столом на кухне. Я достала немного сыру с крекерами, а Ник налил нам две щедрые порции бурбона.
Ник был выбрит, причесан и надел чистую, недавно выглаженную белую рубашку, которая придавала ему вполне цивилизованный вид. Но для доказательства своей сельской натуры поверх рубашки он все-таки натянул джинсовую куртку, практически протертую на локтях и с обтрепанным воротником.
— Почему ты не сказал мне? — спросила я, не желая тратить время на околичности.
— О чем? — Он настороженно посмотрел на меня.
— О тебе и Заке. Вчера я поговорила с ним, и он все рассказал.
— Что именно он рассказал? — спросил Ник.
— Достаточно. Боже, мне кажется, у тебя была другая жизнь, о которой я даже не догадывалась. То есть не имела представления. Я думала, он тебе поставлял травку.
— Так и было, — произнес Ник, глядя в свой стакан.
