— И когда же? — поинтересовался водитель.
— Обещали: скоро, на днях. К тому же Зина и её суженый уже знают друг друга, но не догадываются, что их ждёт, — разоткровенничалась Татьяна.
— И вот из-за этого вы посетили трёх предсказателей? Что, одного было мало? — засомневался Димыч.
— Мало! Мы решили узнать наверняка!
— Что-то неубедительно! Вряд ли бы вы из-за такой чепухи, извините, с таким упорством ездили по экстрасенсам, ходили бы ночью по незнакомым улицам. Думаю, причина в другом. Расскажете?
Танечка отвернулась к окну и сделала вид, что интересуется красотой ночного города.
Водитель, не спрашивая, куда ехать, уверенно вёл машину и вскоре остановил её у Зининого подъезда. Таня поднялась в квартиру подруги с тяжёлым сердцем. Дверь сразу открыла встревоженная Клавдия Петровна. Она ещё больше испугалась, когда не увидела дочери:
— Что?! Говори! Что с Зиной?!
Татьяна, с усилием раздвигая в улыбке губы, желая успокоить женщину, как можно искреннее поведала ей придуманную только что историю:
— Я попросила Зинулю побыть с Максимкой, пока мы с мужем съездим по делам. Мы вернулись, а они оба спят. Видно, Зина читала Максимке сказку на ночь, и сама рядом уснула. Очень жалко её будить!
— Так почему ты не позвонила из дому? — с подозрением спросила Клавдия Петровна.
— Так у нас опять телефон отключили, а на сотовом деньги закончились, — нашлась Таня. — Тётя Клавочка, вот честное слово, с ней всё в порядке! Завтра утром я доставлю её домой в целости и сохранности!
— Танечка, скажи правду, деточка! У меня сердце разрывается!
— Ну тётя Клавочка! Вы же меня знаете! Неужели бы я вас стала обманывать! Вот завтра утром увидите дома свою дочь живёхонькую и здоровёхонькую. Спокойной ночи! — чмокнув во влажную пухлую щёчку ещё сомневающуюся женщину, Таня понеслась по лестнице вниз.
Глава 22
Рано утром Игорь, уступив просьбам жены, мчался на своём новеньком «Мерседесе» в больницу скорой помощи, любуясь отражением в зеркале красивого лица дорогой женщины и спящего розовощёкого сына. В приёмном покое Татьяна узнала, что обхода ещё не было и поэтому не было выписки.
— Можно хотя бы узнать, как себя чувствует Лисянская Зинаида Викторовна? — спросила она.
— Зачем узнавать? Мы сейчас к ней поднимемся, — спокойно сказал рядом знакомый голос.
— А вы что здесь делаете? — удивилась Татьяна, оглянувшись.
— То же, что и вы! Наденьте халат.
— А нас пустят?
— Уже пустили! — поднимаясь по лестнице, бросил через плечо Димыч.
В небольшой палате на четыре койки у окна лежала Зина. Увидев вошедшего следом за Татьяной молодого следователя, она смутилась, и было из-за чего: лицо опухшее, красные глаза слезятся, с носа течёт — просто «красавица». Таня почувствовала укол совести. Неприятно, что потенциальный жених застал подругу в таком неприглядном виде. Сам же Димыч, оценив состояние пострадавшей, вышел из палаты и вскоре вернулся с доктором. Врач бегло осмотрел больную, дал рекомендации, чем закапывать глаза и какие таблетки принимать, и разрешил забрать её домой.
Отпустив на работу мужа, Таня устроилась с Максимкой и Зиной в «Жигулях» следователя, который любезно предложил свои услуги по доставке всех к Лисянским. По пути Таня ввела подругу в курс вчерашних событий, из которых та выпала по воле случая, и познакомила с историей, рассказанной Клавдии Петровне в качестве самой, по мнению Тани, безобидной версии отсутствия дочери дома.
— Зинуль, ты меня не подведи, объясни как-нибудь свой опухший вид.
— Как? Это ты у нас выдумщица, а у меня с фантазией слабовато, тем более, сейчас.
— Ладно. Предположим, ты понюхала мои духи, и у тебя разыгралась аллергия, — предложила Таня.
— Скорее, понюхала наркотик или клей, — заразительно рассмеялся Димыч. — Симптомы те же.
На пороге родного дома Зина, встреченная обрадованной, а затем встревоженной из-за её странного вида родительницей, выдала Танину версию об аллергии на французские духи, которые якобы нечаянно брызнула себе в лицо. Мама успокоилась, что дочь цела и почти здорова, и ушла накрывать на стол.
— Да, Зинуль, теперь с таким лицом по городу не побегаешь! Как же я буду расследовать без тебя? — устраивая Максимку на хозяйском диване, горевала Таня.
— Давай возьмём тайм-аут. Кажется, так в спорте называют небольшой перерыв, — предложила Зина, доставая для маленького гостя свои детские книжки.
— Тут Димыч меня всё пытал: чего мы носились по экстрасенсам. Я наплела ему, что из-за тебя. Мол, очень хотелось узнать, когда замуж тебя выдам.
— Ты такое ему сказала?
— Ну уж извини! Это первое, что пришло мне на ум, но он, по-моему, не поверил.
— Откуда он узнал о наших похождениях?
— Кречетов послал за нами следить. Видно, сами не справляются.
— А, может, подозревают?
— Нас? Белых и пушистых? Не думаю. А хорошо всё-таки, что Димыч оказался рядом. Молодец Кречетов! Как бы я тебя одна спасала?!
Этот день был объявлен днём отдыха. Зина усиленно лечилась, приводя свою наружность в тот вид, который ей подарила природа, а Таня вспомнила свои обязанности матери, жены и хозяйки и предприняла попытку за один день привести квартиру в порядок, приготовить на обед целых три блюда и подарить нежность, заботу и любовь сыночку и мужу.
Вечером, около семи, в квартире Лисянских, когда все члены семьи собрались за кухонным столом и приступили к ужину, раздался звонок в дверь.
— Это не Таня! Она обычно трезвонит, — жуя, предупредила Зина.
— Может, соседка. Я открою, — поднялась с табуретки женщина.
— Мама! Спроси сначала кто! — крикнула вдогонку дочь.
Через минуту с букетом красных роз вернулась порозовевшая и удивлённая Клавдия Петровна:
— Доченька! Это к тебе! Симпатичный молодой человек! — добавила она почти шёпотом.
Зина растерялась: никогда ещё не приходили к ней домой молодые люди, да и момент неподходящий — лицо ещё далеко не в норме. А мама уже приглашала гостя к столу.
В кухню, смущённо улыбаясь, вошёл Димыч. Он пожал протянутую руку привставшего с места Виктора Ивановича и назвался Валерием (у Зины поползли брови вверх), затем по-свойски сел к столу, чем порадовал хлебосольную хозяйку. Отдав дочери цветы, Клавдия Петровна закружилась возле гостя с разным угощением. Зина, опустив розы в вазу, понесла их в свою комнату. Перед зеркалом причесалась и накрасила губы. Почему-то сильно колотилось сердце, слегка дрожали пальцы.
— Фу, дурочка, возьми себя в руки! — сказала она своему отражению и вернулась в кухню.
Там шёл оживлённый разговор.
