— Чем обязан неурочному визиту? — усмехнулся он. — По-видимому, вы были слишком заняты, чтобы приехать на минувшей неделе. Кто он?
— Разве бы я осмелилась? — удивилась она, сделав удивленные глаза. — Я оставила вам сообщение, мой друг. Как вам, должно быть, известно, в пятницу у меня был настоящий дурдом. Мама впала в кататоническое состояние, и врачи угрожали, что поджарят ее мозги электрошоком. Уверена, что вы, Эдмунд, знаете об этом не понаслышке. Разве вы не упоминали, что к вам тоже применяли электрошоковую терапию?
Казалось, он чуть смягчился.
— Мне было без вас чертовски неспокойно. Если бы мне хотелось вздернуть кого-нибудь просто ради удовольствия, то последние несколько дней как раз к этому располагали. — Он помолчал, пристально глядя на нее, потом его серые глаза вспыхнули. — Брошь, Мадлен. Вы нашли ее!
Он широко улыбнулся, обнажая два ряда акульих зубов.
— Нашла. И вы выглядите значительно лучше, — заметила она.
— Это значит, что вы, в конечном счете, принадлежите мне.
— Я никому не принадлежу, Эдмунд. И как это ни печально, мы видимся в последний раз.
Улыбка Эдмунда погасла, лицо превратилось в застывшую маску, но при взгляде на Мадлен он понял, что она пришла не просто так, а по серьезному делу. Она приблизилась к двери — не хотела, чтобы кто-нибудь ее подслушал. Ей говорили, что визиты в тюрьму — дело сугубо конфиденциальное, что здесь нет «жучков», но стеклянный зрачок камеры видеонаблюдения беспристрастно фиксировал все, что происходит в коридоре. Она повернулась так, чтобы стоять к камере полуоборотом.
— Помните, несколько месяцев назад вы сказали, что я могу вам доверять? Что мы друзья на всю жизнь, что вы никогда меня не подведете?
— Конечно, помню! У меня фотографическая память. — Он постучал пальцем по лбу. — Это случилось вдень вашего рождения. Четырнадцатого марта.
— Эдмунд, послушайте… Я доверяю вам самое сокровенное… Мне нужна ваша помощь. Только вы можете посоветовать, как поступить. Но сначала поклянитесь, что вы отвечаете за свои слова.
— Я никогда не беру своих слов назад! — холодно отрезал он.
— И вы сдержите свое обещание, даже если я больше сюда не приду и не увижу вас?
Они не сводили друг с друга глаз. Тень страдания от того, что он теряет Мадлен, легла на лицо Эдмунда. После продолжительного молчания он кивнул.
— Я уже говорил.
Ее время почти истекло. Молодой тюремщик регулярно заглядывал в коридор. Мадлен еще никогда так близко не стояла рядом с Эдмундом, их головы почти соприкасались.
— Вы уверены, что его не опознают? — спросила Мадлен.
— Мадлен, радость моя, если он нелегальный эмигрант и не имеет при себе документов, установить его личность будет чрезвычайно трудно. А если ее все же установят, в чем я очень сомневаюсь, его смерть будет выглядеть как гангстерская разборка. — Эдмунд помолчал. — Как я уже говорил, я могу легко избавить вас от трупа, но это займет день-два.
— Нет, забудьте об этом. Моя дочь не выдержит ожидания. К тому же эта жара…
— Тогда запомните первое правило: главное — выбрать место. Место! Вы уверены, что у вас есть такое на примете?
Мадлен кивнула.
— Да, можете не сомневаться, есть.
— Туда нужно добираться на машине?
— Да.
— Повторите-ка, что вам необходимо.
— Фонарь, нож, газеты, зажигалка и на всякий случай спички, резиновые перчатки, пластиковый контейнер или стеклянная банка, пакеты для мусора, две канистры бензина.
— Ничего не забыли?
Мадлен пожала плечами.
— Ax да… секатор. — Из ее глаз хлынули слезы, она покачала головой. — Эдмунд, только не это! Пожалуйста! Это уже чересчур. Я не смогу.
Ее слезы расстроили Эдмунда. Он протянул руку, как будто хотел дотронуться до ее лица.
— Ладно, красавица моя. Не плачьте. Забудьте о секаторе. Это просто дополнительная предосторожность. Вот и все. Можете секатор не брать.
— Время вышло! — крикнул надзиратель.
Они обменялись взглядами.
— Делайте все спокойно, — напутствовал Эдмунд. Он грустно улыбнулся. — Отнеситесь к этому как к работе.
— Ладно.
— Я буду думать о вас, любовь моя.
— Спасибо. Держитесь, приятель. Я вас никогда не забуду… никогда.
Она просунула руку через заслонку. Эдмунд схватил ее и поднес к губам. Она не отдернула руку, ее было наплевать, что скажет надзиратель.
Поцелуй убийцы сейчас заботил ее меньше всего.
Когда она направлялась назад в Бат, дождь припустил не на шутку. Сильные порывы ветра бросали на лобовое стекло потоки воды. На дорогах почти не было машин. Никто в здравом уме не стал бы садиться за руль в такую ночь.
Она остановилась у своего дома, сняла юбку и блузку, надела поношенные джинсы, футболку и кроссовки. Засунула фонарик и непромокаемую куртку в хозяйственную сумку, а в другую бросила две коробки спичек, хозяйственные резиновые перчатки, дешевую зажигалку и все газеты, что были в доме.
Мадлен долго в нерешительности стояла в прихожей. Она знала, что нужно идти, время дорого. Она же может взять эти проклятые ножницы, даже если и не станет ими пользоваться. Бросившись в сарай, Мадлен вытащила секатор, на мгновение остановилась и взглянула на него. Садовые ножницы были новыми, приобретенные специально для того, чтобы обрезать волокнистые листовидные отростки вашингтоний — вееролистных пальм, растущих в саду Мадлен. Если бы в то солнечное мартовское воскресенье в центре садоводства, где Она опробовала свою покупку на прутике, Мадлен знала, для чего ей понадобится новый секатор…
Спрятавшись под зонт, она поспешила к машине. На улице пи души, дождевые капли подобно мириадам крошечных Взрывов разбивались и пенились на асфальте. Она поехала окольными путями, остановилась на заправке, залила полный бак бензина и положила две канистры в багажник.
Направляясь к дому Рэчел, Мадлен подумала о Форресте. Форрест! Где он? В каком измерении? Что бы он сказал об этом путешествии в ад?
Глава двадцатая
Шарлин с Сашей играли в домино. Когда Рэчел вошла в дом, то услышала их смех и веселые голоса.
— Ребята, привет! — воскликнула она, поднявшись в гостиную. — Кто выигрывает?
Она, стараясь вести себе непринужденно, плюхнулась на диван. Если бы они присмотрелись к ней повнимательнее, то заметили бы ее испуганные глаза и то, что она курит одну сигарету за другой, но они были слишком поглощены игрой. Едва ли они вообще заметили, что Рэчел вернулась. Саша явно выигрывал. Он, как бывало раньше, хрустел чипсами, лица сияло от восторга и азарта.
Рэчел молила бога, чтобы Шарлин согласилась на ее предложение. Почему бы и нет? Честно говоря, девушка из кожи вон лезет, чтобы помочь, стать незаменимой. Избавиться от нее будет неимоверно трудно. Она так часто ночевала на улице, что теперь явно ценила домашний уют. Как ни жаль, но с ней нужно распрощаться — чем меньше людей знает о жизни Рэчел, тем лучше.
