Она бросилась к дому, вошла в ворота, приблизилась к двери. Она не хотела оглядываться, но все равно оглянулась. Мадлен продолжала сидеть в машине и смотреть ей вслед. На красивом, печальном лице — мука. Раньше это лицо вызывало в Рэчел приступ бешенства, теперь на него было больно смотреть.
Она вставила ключ в замочную скважину и тут же забыла о женщине в машине. Есть и другие люди, пострашнее, о которых стрило беспокоиться. Сегодня же нужно сменить замки — и это первое, чем она займется.
Глава двадцать первая
Мадлен, вздрогнув, проснулась. Стояла глубокая ночь, хоть глаз выколи, но она всем естеством почувствовала, как зловеще разверзлись небеса и комната озарилась холодным голубоватым светом. Потом громыхнуло. Вновь начался ливень. Похоже, все поворотные события в ее жизни сопровождаются природными катаклизмами: ее рождение, рождение дочери, смерть мужа, избавление от трупа любовника ее дочери.
Она взглянула на часы. Начало пятого утра. Двадцать четыре часа назад она выезжала из промозглых топей Дартмура, направляясь в Бат. Там на болотах она сожгла тело человека, словно мешок с ненужным тряпьем. И сделала это не моргнув глазом, совсем как Эдмунд, уничтожающий негодяев и подлецов. После того как миновал первый шок от вида окровавленного месива, некогда бывшего лицом, ее даже не тошнило. По совету Эдмунда она отнеслась к происходящему как к обычной работе, которую выполнила механически, в меру собственных сил.
Она встала с постели. Босая, в одних лишь трусиках и измазанной красками рубашке, пошла в кухню и сделала кофе. Устроилась в гостиной с чашкой кофе перед «Распятием». В комнате господствовала картина. Женщину (Мадлен?) ели заживо, мучили до смерти. Зрелище не для слабонервных, но Мадлен картина нравилась. В некотором роде она являлась очищением… особенно сейчас.
Наступило временное затишье, но внезапно тишину нарушил пронзительный крик. Потом еще один. Казалось, вопит сам дьявол. Может быть, это лисица? В посадке неподалеку есть лисья нора. Да, конечно же, это кричит лиса. Мадлен вздрогнула. Как туг не сойти с ума? Как забыть то, что сделано вчера? Она могла дать своим поступкам рациональное объяснение — что она и сделала, — но воспоминания не покидали ее. Если бы она могла с кем-нибудь поговорить, облегчить душу!
Она знала, с кем может поговорить, знала, что это поможет, но поклялась себе никогда этого не делать. С другой стороны, а почему?
Она закрыла лицо руками, пытаясь найти правдивый ответ. Почему она отказалась от своего наследия, от истинных верований? Это смехотворное заклинание — «Я английский психотерапевт!» — что она повторяла, чтобы лишить себя мудрости и наставлений, которые были всегда рядом (стоит только руку протянуть), но уже не действовали. Уверенность крепла. Поскольку больше она не психотерапевт, может верить во что хочет. Мадлен улыбнулась. Предки взывали к ней, напоминая, что у нее в жилах течет кровь племени йоруба.
Она встала и пошла в прихожую. В чулане под лестницей она потянула за шнур выключателя и почти на коленях пролезла в дальний угол. Там в картонной коробке лежала святыня Ойя. Мадлен вытащила коробку и понесла в гостиную. Достав святыню, которая представляла собой маленькую шкатулку красного дерева с двумя дверцами, она поставила ее на кофейный столик. С бьющимся сердцем Мадлен открыла шкатулку. Внутри находился образ святой Терезы, а к нему была приколота маленькая кукла, почерневшая от сажи ритуалов, — двуликая Ойя.
Она привезла святыню из Ки-Уэста, но поклялась, что больше никогда ее не откроет. С тех пор как ураган Ангелина унес жизнь ее мужа, Мадлен возненавидела свою оришу. Она винила ее в катастрофе, но сейчас, увидев любимый образ, почувствовала себя сильнее. Ойя была богиней женской силы и покровительствовала магии. Это была единственная богиня, которая принимала участие в войнах, равно как и властвовала над ураганами, ветрами, громом и огнем со своим возлюбленным Чанго. Она одна властвовала над смертью.
Глядя на святыню, Мадлен поняла, что Ойя пришла ей на помощь и вела ее. Вероятно, ее ориша решила искупить грехи. Она вызвала эту бурю, указала могилу и дала огонь.
Когда сквозь тучи пробились первые лучи рассвета, Мадлен отложила свою святыню и убрала в гостиной. Наконец-то удалось отвлечься от того, что произошло за минувшие двое суток. Она чувствовала себя исполненной сил, мозг работал четко, перспективы были ясны. Она не станет забивать себе голову тем, что случилось, не станет думать о дочери, которая оттолкнула ее. Значит, так тому и быть. Она готова смириться.
Она сварила еще кофе и стала мысленно составлять план неотложных дел. Нужно как можно скорее связаться с риэлтором, чтобы выставить дом на продажу, отогнать машину на автобазар или вернуть ее Невиллу. На следующей неделе она постарается встретиться со всеми своими пациентами и объяснит им, что больше не сможет продолжать сеансы психотерапии. Конечно, отвратительно с ее стороны так резко прерывать работу, но Мадлен была не в состоянии и дальше тянуть эту лямку. Она мысленно расставила галочки напротив всяких мелочей, например аннулировать подписку на газеты и журналы, отменить встречи и услуги. Самое главное испытание для нее — сообщить о своем отъезде Росарии и Невиллу. Неправильно бросать родителей одних, и первое, что она сделает в Ки-Уэсте, это постарается найти заведение, куда пристроить Росарию. Мама, разумеется, станет возражать, заверяя, что ждет своего мужа (теперь, когда он освободился от той женщины), да и найти место, подобное Сеттон-холлу, непросто, но Росария должна поехать с ней, так что придется маме уменьшить свои аппетиты.
В дверь позвонили. Звонок испугал Мадлен. Она посмотрела на часы. Только семь утра. Она бросилась к двери.
На пороге стояла насквозь промокшая Рэчел.
— Боже мой! — выпалила Мадлен. — Что, скажи на милость, произошло?
Она схватила Рэчел за руку, втащила в дом и закрыла дверь.
— Я принесу тебе полотенце. Проходи.
Она пригласила дочь в гостиную, а сама, путаясь в догадках, побежала наверх. Что случилось? Что-то очень плохое, иначе бы Рэчел здесь не было. Только не после их вчерашнего прощания, не после той ночи… Она натянула джинсы, схватила полотенце и старую трикотажную рубашку и, дрожа от волнения, спустилась вниз.
Рэчел сидела перед «Распятием».
— Это случайно не твоя работа?
— Моя.
— Теперь понятно, в кого он пошел.
Мадлен остановилась рядом с дочерью и взглянула на картину.
— Кто? Ты о ком?
— Страшные картины, — пробормотала Рэчел. — Саша. Он очень хорошо рисует, но иногда изображает такие ужасные вещи.
— Выплескивает, вне всякого сомнения, свои страхи, — заметила Мадлен. — Как ты узнала, где я живу?
— Проследила за тобой, — призналась Рэчел, отводя глаза. — Хотела посмотреть… Не бери в голову.
— Что случилось? Почему ты здесь?
Рэчел резко обернулась и посмотрела ей прямо в глаза. Мадлен внезапно стало страшно. Она накинула на плечи Рэчел полотенце и протянула рубашку.
