— Каким же образом он узнает?
Палафокс съел кусочек яблока и неторопливо сказал:
— Я сообщу ему об этом.
— Значит, вы пойдете против меня?
Палафокс улыбнулся своей неуловимой улыбкой:
— Никогда, если ты не будешь действовать вразрез с моими интересами, которые в данный момент совпадают с интересами Бустамонте.
— И каковы же ваши интересы? — закричал Беран. — Чего вы хотите добиться?
— На Брейкнессе — мягко сказал Палафокс, — не принято задавать такие вопросы.
С минуту Беран молчал. Затем отвернулся, воскликнув с горечью:
— Зачем вы привезли меня сюда? Зачем протежировали мне, помогли поступить в Институт?
Палафокс расслабился и сел поудобнее — причина конфликта прояснилась для него.
— В чем же тайна? Хороший стратег обеспечивает себя максимумом инструментов. Ты — козырная карта в игре против Бустамонте, если, конечно, возникнет надобность.
— И сейчас я больше вам не нужен?
Палафокс пожал плечами:
— Я не провидец — в будущем читать не в моей власти. Но мои планы относительно Пао…
— Ваши планы относительно Пао! — воскликнул Беран.
— …продвигаются гладко. И вот чего я достиг — ты больше не мой козырь, ибо теперь в тебе таится угроза успеху моего предприятия. В любом случае самое лучшее — это прояснить наши отношения. Я тебе никоим образом не враг, но наши интересы не совпадают. У тебя нет оснований для жалоб. Если бы не я, ты был бы уже мертв. Я обеспечил тебя пищей и кровом, дал прекрасную возможность для образования. И буду продолжать содействовать твоей карьере, если ты не предпримешь никаких действий против меня. Более мне нечего сказать.
Беран встал и отвесил церемонный поклон. Он собрался было выйти, но замялся и оглянулся. Встретив взгляд черных глаз, широко раскрытых и пылающих, он словно ощутил удар. Это был не тот предельно рационалистичный Магистр Палафокс — разумный, модифицированный, чей престиж уступал лишь авторитету Лорда Вампелльта — этот человек был незнаком Берану и совершенно непредсказуем, от него исходила такая сила, что все это противоречило всякому представлению о нормальности.
Беран возвратился к себе и нашел Гитан Нецко, сидящую на каменном подоконнике, с подбородком, упертым в колени, которые она обхватила руками. Девушка взглянула на него, и, несмотря на отчаяние, Беран ощутил приятное, незнакомое ему чувство властелина. Она была очаровательна — типичная паонитка с Вайнлэнда, стройная, хорошо сложенная, с чистой кожей и правильными, словно выточенными чертами лица. Выражение его невозможно было разгадать: Гитан ничем не проявляла своего отношения к нему, но так и полагалось на Пао, где интимные отношения юности исстари окутаны дымкой таинственности. Поднятая бровь может означать неистовую радость, а нерешительность и понижение голоса — абсолютное отвращение.
Беран сказал резко:
— Палафокс не разрешит мне вернуться на Пао.
— Нет? И что же теперь?
Он подошел к окну и мрачно поглядел в бездну, где клубился туман.
— А теперь — я улечу без его разрешения, против его воли! И сразу, как только представится возможность.
Она скептически оглядела его:
— А если ты вернешься на Пао, какова будет польза?
Беран покачал головой в сомнении:
— Не знаю наверное. Я надеюсь восстановить прежние порядки.
Она рассмеялась грустно, но без всякого оттенка пренебрежения:
— Потрясающее самомнение. Хотелось бы это видеть.
— Надеюсь, ты это увидишь.
— Но я совершенно не понимаю, как ты этого добьешься.
— Еще не знаю. Самое простое — буду просто отдавать приказы.
Увидев выражение ее лица, Беран воскликнул:
— Ты должна понять — я истинный Панарх! Мой дядя Бустамонте — убийца. Он умертвил моего отца, Аэлло.
11
Решение Берана возвратиться на Пао было очень трудно осуществить. У него не было денег, чтобы купить транспорт, и не было достаточного авторитета, чтобы его получить. Беран пробовал умолять, чтобы его и девушку доставили на Пао, но мало того, что ему отказали, его просто подняли на смех. Вконец расстроенный и рассерженный, он сидел у себя в комнатах, забросив занятия, редко перебрасываясь парой слов с Гитан Нецко, которая почти все время безучастно глядела в туман за окнами.
Прошло три месяца. И однажды утром Гитан Нецко сказала, что она, по-видимому, беременна.
Беран отвез ее в клинику и там зарегистрировал, чтобы до самых родов Гитан была под медицинским наблюдением. Его появление в клинике вызвало удивление и веселье персонала: «Ты зачал ребенка без посторонней помощи? Ну же, скажи нам, кто настоящий отец?»
— Она по контракту — моя! — уверял возмущенный и рассерженный Беран.
— Отец — я!
— Прости наш скептицизм, но ты, похоже, еще не в том возрасте…
— Но факт налицо! — возражал Беран.
— Увидим, увидим! — врачи подошли к Гитан Нецко. — Пожалуйста, пройдите вместе с нами в лабораторию.
В последний момент девушка испугалась:
— Ой, пожалуйста, лучше не надо!
— Это всего лишь часть обычной процедуры, — убеждал ее врач в приемной, — сюда, пожалуйста.
— Нет, нет! — бормотала она, отшатываясь. — Я не хочу туда идти!
Беран и сам был озадачен. Повернулся к врачу и спросил:
— Ей действительно необходимо идти?
— Непременно, — врач начинал раздражаться. — Мы должны провести стандартные тесты на генетическую совместимость, выявить отклонения от нормы, вдруг таковые имеют место. Если это обнаружить сейчас, то можно предотвратить трудности в дальнейшем.
— А нельзя ли подождать, пока она овладеет собой, успокоится?
— Мы дадим ей успокоительного, — врачи положили руки на плечи девушки. Когда ее уводили, она бросила на Берана взгляд, полный такой муки, что он сказал ему о многом. И о том, о чем они никогда не разговаривали.
Беран ждал — прошел час, два. Он подошел к двери, постучал. Молодой врач вышел к нему, и по выражению его лица было ясно, что тот недоволен.
— Отчего такая задержка? Я уверен, что уже сейчас…
Медик жестом прервал его:
— Боюсь, что есть некоторые сложности. Получается, что отец — не вы.
— Какие сложности? — Беран ощутил холодок внутри.
Врач, уже уходя, бросил через плечо:
— Лучше вам вернуться домой. Ждать дольше нет надобности.
