Идиот.
Потом я спустилась вниз, и направилась в гостиную.
— Да уж, Лазарев, — вырвалось у меня, когда я увидела убранство просторной светлой комнаты, — У тебя вместо гостиной спортзал? Серьёзно?
Они с Тимуром кувыркались на матах, которыми был завален пол помещения. Когда я вошла, Игорю как раз выворачивали плечо.
Застыв в такой позе, они вдвоём вскинули головы.
— Доброе утро, Сладкая, — промурлыкал Лазарев, дёргая зажатой крепкими лапами сапёра рукой.
Тимур отпустил его, и коротко кивнул в мою сторону, сдвинув брови, отчего шрам на одной из них исказился. Мне очень захотелось спросить, не стрёмно ли ему смотреться в зеркало по утрам, но я прикусила язык.
— Доброе, мальчики, — я выдавила из себя улыбку, когда полуобнажённые телеса Лазарева двинулись ко мне.
— Как плечо?
— Нормально. Не подходи ближе, от тебя воняет, как от псины, — сморщившись, я подняла здоровую руку, не давая ему приблизиться.
— Не любишь потных мужчин? — сострил Лазарь.
— Я вообще мужчин не жалую, — сухо ответила я, — С определённого времени. Кормить будешь?
— Лазарев, ты её избаловал, — подал голос Тимур, который всё это время оставался неподвижным.
Я перевела взгляд на него и невольно вскинула бровь. Он ухмыльнулся, и поймал брошенное Игорем полотенце, водрузив его на шею.
— Завидно? — спросила я у Тимура, немного набравшись смелости.
— А как же, — тот расплылся в широкой улыбке и тут же приобрёл бесстрастное выражение лица, потому что меня передёрнуло, — Меня он только кофе поит.
— Потому что тебя не прокормить, — буркнул Лазарев откуда–то сбоку, — Пошли, — он махнул рукой и направился на кухню.
Там мне галантно подвинули стул и помогли взобраться на него. Закинув ногу на ногу, я закуталась поплотнее в полы халата, и потёрла ноющее плечо.
— Когда швы снимать? — решила узнать я период моего больничного.
— Нужно посмотреть, как заживает, — пожал плечами Лазарь, включая кофеварку, — Можно съездить в больницу сегодня, у меня всё равно нет дел.
— Не хочу в больницу, сам посмотришь, — буркнула я.
Тимур приземлился рядом со мной и сложил руки на широкой груди, пристально сверля меня глазами. Я постаралась не обращать на это внимание, но через несколько секунд не выдержала:
— Тебе мама не говорила, что пялиться не красиво?
— Что–то ты резко борзая стала, — с непроницаемым лицом ответил он, — Молчаливая мне нравилась больше.
— Так прострели второе, избавь себя от мук, — огрызнулась я.
Тимур вздохнул со свистом, и сцепил кулаки. Я ухмыльнулась и выпрямила спину. Зрительный контакт мы не прерывали, хотя, признаться, глаза у него жутковатые и взгляд отвести хотелось.
— Брейк, — Лазарев махнул рукой между нами, — Сладкая, между прочим, если бы не он, тебя вполне могли бы добить.
— Вы узнали, кто стрелял? — я переключила своё внимание на хозяина дома и начала наблюдать за его оголённой спиной, пока он готовил завтрак. Заслышав запах кипячёного молока, я заскулила, — Только не это, пожалуйста. Я не люблю овсянку.
— Чего не сказала раньше? — застыл Лазарев возле плиты.
— Я пояснила. Я терплю молча. Манку умеешь варить?
— Нет.
— А есть? — я снова невольно потёрла плечо, стараясь не обращать внимания на прикованный ко мне взгляд Тимура.
— Да.
— Нахера держать дома манную крупу, если ты не умеешь варить манную кашу? — вырвалось у меня, — Забудь. Риторический вопрос. Доставай, объясню, что к чему.
Пока я рассказывала ему тонкости приготовления незамысловатой пищи, которая спасла евреев от голода, если верить библейской легенде, Тимур выудил маленький перочинный нож из джинсов и начал ковыряться им в ногтях. Я обратила на это внимание, но комментировать не стала.
На стол опустилась тарелка с моей манкой. Лазарев скрестил руки на груди и бросил мне выжидающий взгляд.
— Варенье есть?
— Нету, — он ухмыльнулся.
— Сахар дай тогда.
Он пошевелился, шагнув к шкафчикам, а потом вернулся в исходное положение и поставил передо мной пакет.
— Надо тебе сахарницу подарить. Недавно переехал? — спросила я, насыпав столовую ложку белых кристаллов себе в тарелку.
— Да. Ты что–то подозрительно спокойная, — осторожно сказал он, не отрывая взгляда от моих движений.
— И разговорчивая, — подал голос Тимур, не отвлекаясь от своего маникюра.
— Это нормально для психопата, — сказала я, принимаясь за еду.
Они оба уставились на меня, как на неведому зверушку.
— Я потом поясню тонкости, — пообещала я, глотая горячую вязко–жидкую субстанцию, — Так что там со стрелком? И где мои вещи?
Лазарев вздохнул, Тимур пренебрежительно фыркнул. Я облизала ложку и зажала её между зубов.
— Ну? — промычала я.
— Ничего, — подал голос Тимур, — Вещей не нашли, кроме туфлей, косметички и той сумки, которая была при тебе.
— Я поняла, почему ты — бывший мент, — вырвалось у меня со вздохом, а потом я показала ему язык, когда он одарил меня грозным взглядом, — А стрелок?
— Тоже самое. Никаких следов, — отозвался Игорь, — Когда Тим нашёл тебя, номер был пуст. Ну, не считая тебя, — он покрутил рукой в воздухе, — Ты видела его?
— Нет, — я продолжила поглощать свой завтрак, — Стреляли в спину. Это что–то личное.
— Почему ты так считаешь? — хором спросили они.
— Потому что не хотели смотреть в глаза. Значит — он меня знает.
— Есть догадки?
— Возможно, — промычала я, собирая остатки каши со дна тарелки указательным пальцем.
Потом я засунула его в рот и облизала. Лазарев закашлялся.
Дурацкая привычка есть руками…
— И? — вымолвил Игорь, когда его голос приобрёл привычные интонации.
— Кто–то из тех, кого пытал Ратмир. Проблема в том, что в живых таких осталось — пальцев одной руки хватит пересчитать.
— Так это же хорошо, — хмыкнул Тимур, потягиваясь, и разнося по кухне аромат здорового мужского пота.
Я поморщилась, а потом потёрла лоб пальцем, разглаживая морщинку.
— Никто из них не знает, что я жива.
— Могли узнать, дело нехитрое, — Тимур одарил меня взглядом в духе: «Ты что, тупка?»
— Не могли.
— Почему ты уверена? — сапёр снова начал заниматься своим маникюром, бросая на меня короткие взгляды.
— Потому что твой, — я кивнула на Игоря, — Военный дружбан не говорил Ратмиру моё поддельное имя. Так ведь, Игоряша?