— По большей части, — с улыбкой ответила Оля, — Как и ты.
— Я, по–твоему, психопат?
— Ты убивал людей. Нормальным тебя точно не назовёшь, — фыркнула она, забирая у меня косяк.
— Сейчас я этого не делаю, — я нахмурился, смотря на свою руку, которая стала такой невесомой, словно её и не существовало.
— Ну, это довольно странно для твоего диагноза, — Оля затянулась и замолчала на секунду, держа дым в лёгких. Выдохнув, она продолжила, — Обычно психопаты не останавливаются до тех пор, пока их не поймают. А ловят их очень, очень редко.
— Почему?
— Психопат последователен. Свои преступления он совершает чётко и слаженно, действуя по отработанной схеме, тщательно заметая следы. Иногда профайлерам удаётся вывести его из равновесия с помощью какой–нибудь уловки в СМИ, но это редкость. Он не глуп, благодаря тому, что у психопата не развит определённый отдел мозга, который отвечает за эмпатию, — она затянулась ещё раз и протянула самокрутку мне, — Он может мыслить иначе. Продумывая каждый свой шаг и анализируя. Психопат не поддаётся эмоциям, он холоден, и благодаря этому его тяжело поймать.
— Интересно, — промямлил я.
Затянувшись, я обжёг пальцы. Перехватив самокрутку большим и указательным, я протянул её Ольге. Она взяла её, а потом достала откуда–то сбоку стакан с водой. Сделав последний глоток ядовитого дыма, она бросила косяк в стакан, и он потух с громким недовольным шипением.
Когда этот звук прекратился, и в помещении воцарилась тишина, нарушаемая только нашими глубокими вдохами, я завёл вторую руку под голову и закрыл глаза. Даже говорить сил не осталось. В ноздрях гулял резкий запах сгоревшей конопли, из головы разбежались все мысли, мышцы расслабились и тело обмякло.
— Удачный момент, чтобы меня грохнуть, — лениво брякнул я, — Я даже пошевелиться не могу.
— Я тоже, — шепнула Ольга, а потом она хихикнула, — Отличный момент, чтобы меня трахнуть. Мне насто–о–олько похер, — протяжно сказала она, и заливисто рассмеялась.
— Зачем я курил, — со стоном вырвалось из меня, — Я бы тебя трахнул. Но у меня не встанет.
— Побочный эффект конопли, — снова хихикнула Сладкая, — Никогда не верь бабам, Лазарев. Мы хитрые, изворотливые, лживые твари.
— Бубубу, — пробубнил я.
— Я серьёзно. Вот ты смотришь на меня, и что ты видишь? Маленькая, беззащитная, слабая. Одним словом — женщина. А на деле всё не та–а–ак.
Я невольно ухмыльнулся:
— Да ну?
— Ага, — коротко вздохнула Оля и замолчала.
Каким–то внутренним чутьём я определил значение этой паузы, и решил спросить:
— Как ты это сделала? — вышло почти серьёзно, но лицо продолжало жить своей жизнью и широко улыбаться.
— Не скажу–у–у, — противно пропищала она, — Тогда ты будешь знать все мои секреты, а я этого не хочу.
Я ухмыльнулся.
Ну и ладно.
Я сам не свой, сам не свой
Я весь как будто должен,
А вообще никто никому
Ничего не должен.
И никто ни о ком
Ничего толком не знает.
Всё вставляет–вставляет
Сладкая прыснула, и я открыл глаза, чтобы посмотреть на неё. Она растянулась в довольной улыбке, её лицо освещал тусклый лунный свет, льющийся из больших окон.
— Я слышала эту песню, — прошептала она, чем несказанно меня удивила, — У меня такая каша в голове, у меня такая каша в животе, у меня такая каша, вообще во мне такая каша…
Мы завыли с ней одновременно, а потом перешли на хохот. Сквозь смех, я продолжал напевать незамысловатые слова:
Я так устал, так устал,
Я весь перегружен,
А вообще никто никому
Ни для чего не нужен,
И никто ни о ком
Ничего толком не знает…
— Оль? — растянувшись на полу, спросил я, — А давай попробуем?
— Что попробуем? — после небольшой паузы, тихо переспросила она.
— Быть вместе, — произнёс я, понизив голос до полушёпота.
Я правда это сказал?
— Я не думаю, что у нас получится, Лазарев, — тем же полушёпотом ответила Оля.
— Почему?
— Потому.
— Почему?
— Потому, — настойчиво повторила она.
— Ну, ответь, — проскулил я.
— Потому, — ответила она.
Я перевернулся набок и уткнулся носом в ямочку на её шее. Прикоснувшись губами к сладкой коже, я снова улыбнулся и положил невесомую руку ей на живот, обхватив за талию.
— Давай просто попробуем, — сонно повторил я, — Вдруг получится, Сладкая.
Затем я провалился в запах её тела, сотканный из роз и морской воды. Впервые за долгие–долгие годы, я уснул с широкой улыбкой на лице.
Глава 11
Где же ты теперь, воля вольная?
С кем же ты сейчас
Ласковый рассвет встречаешь? Ответь.
Хорошо с тобой, да плохо без тебя,
Голову да плечи терпеливые под плеть,
Под плеть.
Солнце мое — взгляни на меня,
Моя ладонь превратилась в кулак,
И если есть порох — дай огня.
Вот так…
Виктор Цой и Кино «Кукушка»
Ольга, 2013
Утро встретило меня ярким солнечным светом, и крепкой рукой бывшего наёмника, обнимающего меня за талию. Я лежала на левом боку, уткнувшись носом в колючую шею. Собственно, я и проснулась от того, что нос зачесался от щетины.
Перевернувшись на спину, я медленно убрала руку Лазарева с себя и села. Голова, как ни странно, была ясной. Встав на ноги, я поплелась на кухню, и как раз, когда я искала новый фильтр для кофеварки в наполовину пустых шкафчиках, входная дверь громко хлопнула.
Выглянув в арку, я вздрогнула. Тимур застыл на пороге и уставился на меня удивлёнными глазами. Я приложила указательный палец к губам, а затем сложила ладони и поднесла их к щеке, показывая, что его дружбан ещё спит.
Видимо, Тимур меня понял, потому что он молча разулся и прошёл на кухню.
— Доброе, — осторожно бросил он, усаживаясь за кухонный остров.
— И тебе. Где у Лазарева фильтры и кофе?
— Угловой шкафчик, — указав рукой направление, Тимур вытащил из кармана перочинный нож.
Я вскинула бровь, наблюдая за его действиями, а потом, не выдержав, спросила:
