Он подошёл ко мне и вложил это в руки. Оно сразу отдалось тяжестью в плечах и груди, потому что это те деньги, которые я получил за неё.
— Я еду первым, — я кивнул в сторону дороги.
Ратмир коротко кивнул, развернулся и зашагал к Чероки, насвистывая какую–то мелодию. Он прошёл мимо девушки, и коротко бросил своим людям:
— Уберите в машину.
Её взяли под руки и поволокли к внедорожнику, а она только билась в рыданиях.
Моё сердце обливалось кровью, но я должен закончить. Взглянув в последний раз в её красивые глаза, я выдавил из себя усмешку, и развернулся, идя к своей машине. Вытащив пачку сигарет из кармана, я посмотрел на нее и вышвырнул в какую–то лужу на моём пути. Затем я закрыл глаза, изо всех сил пытаясь не обернуться, пока она кричала надрывным голосом, пронизывающим меня до костей.
Салон машины всё ещё был тёплым, и я быстро тронулся с места, желая только одного — как можно быстрее убраться отсюда. Я ехал по Е115, до тех пор, пока не добрался до Химок. Остановившись в какой–то вшивой ночлежке, я рухнул на кровать и закрыл глаза. Потом я потянулся к телефону, который впивался в моё бедро сквозь ткань брюк, и расстегнул пуговицы рубашки. Набрав единственный записанный номер в телефонной книге, я долго слушал длинные гудки, до тех пор, пока трубку не сняли.
— Ну здравствуй, брат, — проговорил хриплый голос.
— Здравствуй. Где ты?
— Я в Питере, — он коротко рассмеялся, — Рад тебя слышать, Игорь.
— Я закончил, — подтвердил я его догадку, пытаясь прогнать от себя её лицо, которое отпечаталось на моих веках.
Глава 15
Уходи, но оставь мне свой номер.
Я, может быть, позвоню.
А, вообще, я не знаю, зачем
Мне нужны эти цифры.
И я уже даже не помню,
Как там тебя зовут.
И теперь для меня
Номера телефонов, как шифры.
Виктор Цой и Кино «Уходи»
Лазарь, 2013
Яркий солнечный свет проникал сквозь веки, и я усиленно зажмурился; а потом и вовсе зарылся лицом в подушку. Ощупав половину кровати по соседству, холодную и пустую между прочим, я поднял голову и встретился с парой миндалевидных ярко–голубых глаз.
— Твою ж мать, — сказал я неопознанному существу, сидящему на подушке, — Вот тебя матушка–природа не пожалела.
Перекатившись на спину, я сел на кровати. О мой бок тут же потёрлось это жутковатое создание, а затем оно издало какой–то низкий утробный звук, похожий на мурлыканье. Причём звук становился всё громче и громче, как будто завели двигатель у какой–то очень хорошей машины, и он постепенно раскочегарил и заработал в полную мощь. Я даже ощутил лёгкую вибрацию, завитавшую в воздухе. Вот чудеса.
В ванной гудела стиральная машина, за стенкой стучала посуда, слышалось какое–то тихое шипение и шорохи. Запахи, которые донеслись до моего носа, заставили желудок скрутиться в тугой узел, а после и вовсе тот подал свой громкий предательский голос из живота.
Настойчивое мурлыканье снова привлекло моё внимание, и я почесал голубоглазое чудо–юдо за ухом, от чего оно начало ластиться к моей руке и встряхивать головой.
— Или тебя хозяйка бритвой? — вслух сказал я.
На меня с укором посмотрела пара глаз с узким вертикальным зрачком. Я слегка опешил, потому что взгляд был таким глубоким и умным, как будто говорящим: «Хозяйку не тронь, она хор–р–рошая».
Недолго думая, я спрыгнул с постели и пошёл на запахи, из–за которых мой желудок фактически прилип к позвоночнику.
— Доброе утро, Сладкая, — вырвалось у меня при виде хозяйки квартиры, стоящей у плиты.
— Лазарев! — взвизгнула та, бросая в меня полотенце, — Когда ты научишься одеваться?!
Я заливисто заржал, запрокинув голову, и отфутболил несчастную тряпку Оле. Её щёки окрасились в пунцовый цвет, она отвернулась и принялась что–то усиленно изучать в кастрюльке на плите.
— Ты потешная, — со смешком сказал я, подходя к ней ближе, — Уж сколько раз видела меня голым, а всё равно краснеешь, как девственница.
— Нормальные люди не ходят голыми, — пробормотала она, помешивая странную красную субстанцию на плите.
— Я не нормальный, ты сама мне диагноз поставила, — я подошёл к ней вплотную, игнорируя её мгновенно напрягшееся тело, и откинул тёмные волосы на одну сторону, — Чем кормить будешь? — шепнул я, прикоснувшись губами к нежной шее.
Оля вздрогнула, но не отстранилась. Волосы у неё на загривке встали дыбом, и это снова вызвало улыбку и какое–то ощущение ликования внутри. Я положил подбородок ей на плечо, и опёрся руками о столешницу по обе стороны от её бёдер, проверяя свою теорию.
Оттолкнёт — отойду, а пока позволяет прикасаться — буду пользоваться моментом.
— Ну? — лениво протянул я, потираясь носом о её пылающую щёку.
— Ты ко мне причинным местом прижимаешься, — промямлила она, даже не шелохнувшись.
— Этим? — я медленно толкнул её бёдрами, отчего Сладкая вздрогнула.
— Игорь, — выдохнула она, — Не надо.
— Ладно–ладно, — со скрипом в сердце я отстранился и вернулся в спальню, чтобы надеть брюки.
Голубоглазое существо нежилось в смятой постели, довольно щурясь и мурлыча. Мои брюки висели на спинке компьютерного кресла, а рубашка покоилась на плечиках в раскрытом шкафу.
— Оль? — крикнул я, просовывая ноги в штанины, — А что это за чудовище?
— Кошка? — донеслось из кухни, — Это Пушистик, можно просто — Пуша.
Я не сдержался и фыркнул. Поглядев на «пушистика», я снова крикнул:
— А почему твой Пушистик лысый?
— Не лысый, а лысая. Она девочка. Сфинксов что ли не видел?
— Вживую — нет, — сказал я, вернувшись на кухню. Кошка следовала за мной по пятам и тёрлась об ноги, — Мне кажется, она что–то задумала, — пробубнил я, глядя на ритмично раскачивающийся, похожий на крысиный, хвост.
— У этой породы собачьи повадки, — ласково ответила Оля, глядя на свою питомицу благоговейным взглядом.
— В смысле? — стул подо мной скрипнул, когда я на него приземлился.
Кошка бойко запрыгнула ко мне на колени, отчего я отстранился назад. Помяв мои бёдра лапами, она начала тереться сморщенной мордой о мои джинсы, довольно фырча.
— Встречают хозяина, когда домой возвращается, — начала пояснять Сладкая, — И хвостом от радости виляют. Я поэтому и завела — шерсть не люблю, дома редко бываю, чтобы собаку выгуливать. А тут два в одном.
Я хмыкнул и прикоснулся к гладкой коже обладательницы голубых глаз. Ощущение странное, непривычное, но приятое. На ощупь она как будто резиновая, и очень горячая.
