— Итак, с тебя тост, — кивнул Максиму Виталий Михайлович, поднимая на треть наполненный стакан.
— Хорошо… — согласился тот. На минуту он задумался, наблюдая за своим указательным пальцем, скользящим по краю стакана. — Вот живешь, живешь, строишь планы… громадье планов, но тут случается… — Он поднял стакан и остановил взгляд на Танином лице. — Я хочу выпить за счастливые случайности. И за мой талисман — Татьяну. Случайно она попалась мне на пути, и вот… Есть договор, есть бизнес…
— И жизнь, — перебил его Виталий Михайлович. — Самое главное — жизнь. За тебя, Татьяна! — Одной рукой продолжая держать свой стакан, он подал Тане другой. — Давай пей.
Она сделала глоток и поперхнулась.
— Ой, как жжет…
— Пей до дна, — сказал Виталий Михайлович, не сводя с нее глаз.
Таня с трудом сделала еще два глотка.
— Не могу больше, — со слезами на глазах прошептала она.
— Хорошо, — сказал он, отпуская ее руку. Достал пачку «Парламента», вынул сигарету.
— Дай и мне тоже, — попросил Максим.
— Не надо, — жалобно протянула Таня, и мужчины с удивлением, словно вспомнив о присутствии ребенка, посмотрели на нее.
— И то верно, — согласился Виталий Максимович, пряча сигареты в карман. — Больница все ж. Я, наверное, пойду. Таня, ты остаешься?
— Конечно, — поспешно ответила она.
Мужчины встали. Виталий Михайлович подошел к Тане и, чуть наклонившись, заставил посмотреть ему прямо в глаза. Она невольно почувствовала, как от страха свело челюсти.
— Значит, договорились? — спросил он шепотом.
Она только и смогла, что чуть наклонить голову.
— За Максимку отвечаешь всеми потрохами. Развлекай его, разговаривай с ним. Пусть выговорится. Это ему лучше любого лекарства. Понятно?
Таня снова кивнула.
Мужчины вышли. Таня тихо опустилась на стул. Внезапно она почувствовала себя очень усталой, будто все силы, что были в ней, унес с собой этот мужчина со взглядом удава. Она взяла бутерброд, надкусила. Икринки, лопаясь во рту, наполнили рот слюной. Она взяла второй бутерброд, потянулась за третьим.
— Не обедала? — услышала Таня у себя над ухом. Рядом стоял Максим и с умилением смотрел на нее.
— Нет, — жуя, ответила она.
— Можем в ресторан сходить. Ты на машине? — спросил он, присаживаясь на стул.
Она виновато посмотрела на него:
— Нет, меня Виталий Михайлович привез.
— Жаль, поздно я сообразил, а то бы Виталька подбросил. Ладно, завтра пригони, съездим куда-нибудь, жюльену тебе местного закажу.
— А я уже ела, — похвасталась она.
— Это где? — удивился он.
— Мы… Я… Вот брюки новые купила, блузку, платье…
— А при чем тут платье? — нахмурился он.
— Обновки же надо было обмыть, — растерянно пробормотала Таня, понимая, как фальшиво в ее устах звучат Колькины слова.
Максим встал, отошел к окну, затем вернулся и опять сел рядом с Таней.
— Таня, давай по порядку, — сказал он, пристально глядя ей в лицо. — Я тебя привез, я взял на себя ответственность за тебя.
Таня помрачнела.
— Ничего вы не брали.
— Ладно, — согласился Максим. — Пусть не брал… Но ты в новом городе, одна. Или с кем уже познакомилась?
Он взял ее за руку, чувствуя, как она дрожит. Вдруг Таня показалась ему ужасно одинокой, как падчерица из сказки. Он так и сказал:
— Ты похожа на падчерицу из сказки. Увели в лес, там и оставили. Бедная ты моя. — Он погладил ее по голове, но тут же, будто обжегшись, отдернул руку. — Что с твоими волосами? Зачем постриглась?
— Что, не нравится? — с вызовом спросила она, поправляя прическу.
— Да нет… — Он откинулся на спинку, наклонил голову в одну сторону, потом в другую. — Странно… я только что заметил… Ты совсем другая… Там, в машине, был птенчик, а сейчас…
— Курица, — грустно сказала Таня.
— Нет, — серьезно ответил Максим, продолжая ее рассматривать. — Кожа у тебя такая, что кажется — так не бывает. Хочется потрогать. — Он протянул руку и провел по ее щеке. — Я не понимаю, почему кожу сравнивают с бархатом, у тебя она — как шелк. Теплый шелк, будто солнышко нагрело. — Он наклонился к ней, шумно, через ноздри вдохнул. — Ты пахнешь морем.
«Как хорошо, что помыла голову, — подумала она. — И шампунь хороший, без бальзама можно».
— Ты сама-то на море бывала? — спросил Максим, продолжая перебирать пряди ее волос.
— Ни разу, — честно ответила Таня.
— Как выпишут, я тебя свожу в одно место, мое любимое… Это, конечно, не море, но там замечательно: лес, вода чистая. Там такая заводь есть, если с полмесяца тепло стоит — хорошо прогревается. Рыбалка неплохая. У Витальки неподалеку дача. Мы с Лилей изредка ездили.
Он внезапно остановился, как споткнулся. Помолчал, придвинул стакан, склонил голову.
— Может, соку? — метнулась к холодильнику Таня. — Какой? Мультифруктовый подойдет? Там есть манго, — затараторила она.
— Давай, — равнодушно ответил Максим, не поднимая головы.
Таня достала пакет из холодильника, отвинтив крышку, налила в стакан.
— Странно так… — продолжил Максим, следя за Таней взглядом. — Мы с женой больше пятнадцати лет были вместе, а я лица ее не помню.
Таня села за стол, удивленно взглянула в его потемневшие глаза.
— Нет-нет, конечно, помню… по фотографиям… я в портмоне всегда носил, — словно оправдываясь, продолжил Максим. — Я и на видео ее снимал. А так… Помню, выезжали мы на природу, я разжигал костер… Помню, Лиля как-то подошла сзади, тесно-тесно прижалась. От костра — жар, а в спину — ее живот, мягкий такой… Помню, стало так хорошо, что скажи мне — умри, я бы вмиг умер… Помню ощущение… а вот лицо…
Он замолчал, вглядываясь куда-то в прошлое.
— Вы любили жену? — спросила Таня.
Максим невидящим взглядом, как будто только проснулся, посмотрел на нее.
— Да. Конечно.
Они помолчали. Таня смотрела на него, понимая, что он страдает.
— Вам больно? — спросила она.
Он никак не отреагировал, только смотрел на свои руки, сцепленные в «замок», как будто впервые их видел.
— Нет… — ответил он, и его голос не дрогнул. — Когда Лиля ушла, я сначала даже обрадовался — свобода! Потом, когда наелся всей этой хренотени, пусто стало, может, даже и больно. Кутил я жутко. Алкогольная анестезия… Потом обида схлынула. Было — было и быльем поросло. Что о прошлом жалеть? Пустая трата времени.
Он пододвинул стакан, сделал глоток, оглянулся на Таню.
