— Чтооо?! Шесть часов? Я же приказал разбудить меня через три! — Степан немедленно подскочил и сел на кровати.
— А вот в данном случае, — улыбнулся художник, — приказ доктора Волковича более весом, чем ваш. С вашего позволения, я пошлю за ним немедленно.
— Какой, к черту, доктор!? — Макаров вскочил и, раздраженно сопя, стал одеваться. — Я вполне прилично себя чувствую. Стыдно только — сомлел при всех как рыхлая баба…
— И тем не менее. — Верещагин вышел, чтобы отправить вестового за старшим врачом броненосца.
— Как себя чувствуете, ваше превосходительство? — неоригинально осведомился Волкович, прибыв минуты через три.
— Благодарю, Андрей Николаевич. Отлично.
— Позвольте все-таки удостовериться? Хорошо, что вы не успели одеться, — улыбнулся в усы медик.
Он пощупал пульс, прослушал грудь и спину через стетоскоп и удовлетворенно кивнул.
— Как аппетит?
— Не откажусь пообедать. Но только после разговора с адмиралом Моласом.
— Не вижу препятствий тому, чтобы объединить эти два процесса. Я сам передам ваше приглашение его превосходительству, не возражаете?
— Нисколько. Василий Васильевич, — обернулся Степан к Верещагину. — Не желаете к нам присоединиться? Вы, как я понимаю, тоже еще не обедали.
— Благодарю. С удовольствием.
— Тогда, Андрей Николаевич, если вы столь любезно предложили свои услуги в этом деле, я вас попрошу распорядиться, чтобы подали на три персоны.
— А за вами должок, Степеан Осипович, — улыбнулся художник, когда корабельный врач вышел.
— Простите? — удивленно поднял брови Макаров.
— Вы отказались взять меня с собой в последнюю операцию, а я ведь там мог увидеть столько…
— Василий Васильевич, побойтесь бога! Операция была крайне опасной. Я не мог себе позволить рисковать жизнью одного из лучших живописцев России. Случись что с вами — меня не простили бы ни современники, ни потомки.
— Осмелюсь напомнить, что я все-таки бывший офицер.
«Русский офицер «бывшим» не бывает…» — некстати метнулась в мозгу Степана фраза из известного фильма своего времени.
— Хорошо, чего вы хотите?
— Во-первых, пообещайте, что возьмете меня с собой в следующий раз, а во-вторых, попрошу просмотреть мои последние наброски и высказать свое мнение, — лукаво посмотрел на Макарова художник.
— Как раз второе ваше пожелание исполню с огромным удовольствием. С вашего позволения, с него и начнем. Как я понимаю, вы именно тем и занимались у «моего изголовья», пока я спал вопреки собственному приказу, что писали свои новые картины.
— Пока — рисовал. Наброски. Писать буду потом. Некоторые. И учту ваше мнение при выборе. — Верещагин протянул альбом: — Прошу оценить.
«Новик» возвращается из боя, вслед ему бьют из пушек вражеские крейсера… Порт-Артурская эскадра на рейде… Подрыв «Хатсусе»… Ого! Даже на точках, обозначающих головы и лица японских моряков, прыгающих за борт, читается ужас, который они в тот момент испытывали…
— Великолепно, Василий Васильевич! Честное слово, не понимаю, зачем вам самому идти вместе с нами в бой?
— Да потому, что меня в первую очередь интересуют не ваши разлюбезные корабли, Степан Осипович, а люди. Матросы и офицеры возле пушек, на мостике, в кочегарках, в лазарете, в конце концов. Неужели непонятно? Я хочу видеть выражения их лиц во время боя, ситуации, которые самому не придумать…
— Хорошо, — без всякого воодушевления в голосе произнес Степан, — в следующий выход обещаю взять вас с собой.
— Разрешите, Степан Осипович? — Постучавшись, в салон зашел Молас.
— Милости прошу. Сейчас должны подать обед, Михаил Павлович, не откажетесь составить нам компанию?
— С удовольствием, благодарю.
— Командиры кораблей и начальники отрядов уже представили рапорты?
— Точно так. О повреждениях и потерях подробно, я думаю, стоит поговорить позже, но предварительно — ничего особо серьезного, за исключением минной пробоины на «Палладе», разумеется.
— А результаты операции?
— Здесь все более или менее ясно: уничтожены или выбросились на берег семь транспортов, причем все выбросившиеся подожжены артиллерийским огнем либо минами, потоплен крейсер «Акицусима», крейсер «Итсукусима» избит артиллерией и добит миной, крейсер «Хасидате» после полученных повреждений выбросился на берег и вряд ли будет способен принять участие в войне. Старый броненосец «Чин-Иен» поражен миной и тонул, когда отряды Вирена и Матусевича отходили на соединение с нами, кроме того, потоплено у противника два миноносца первого класса точно, а возможно, и три, три миноносца второго класса точно, а возможно, и четыре. Это про потери в кораблях…
— А об остальном после обеда. Думаю, что в дверь стучится именно он, — улыбнулся Макаров.
Действительно — вестовой внес поднос с закусками и графином. Адмиралы и художник устроились за столом. Закусок принесли немного, но для аперитива вполне достаточно: астраханская селедочка с луком, яйца-кокот, маринованные рыжики, которые прислала Макарову сама Мария Фоминична Белая, жена командующего артиллерией Порт-Артура, и то, что вся эскадра давно уже называла «макаровский разносол»…
Когда стала созревать редиска на квантунских огородах, Степан попросил своего повара приготовить нехитрый салат, который очень и очень уважал под водочку, как в конце двадцатого, так и в начале двадцать первого века. А всего делов-то: порезать тонкими кружочками редис и соленые огурцы, смешать, и в морозилку. Но только до состояния, чтобы слегка ледком прихватило, не заледенело… Ух и закуска!
И когда она была как-то раз подана на общий стол, то сидевшие за ним адмиралы и офицеры, во-первых, мгновенно оценили ее прелесть и простоту, а во-вторых, немедленно разнесли нехитрую рецептуру по всей эскадре.
Так что и в кают-компаниях, и у себя на квартирах офицеры уже давно и регулярно предпочитали закусывать сорокаградусную именно салатом «от дедушки», от «бороды».
— Ну что, господа, — поднял рюмку Макаров, — за успех нашей сегодняшней авантюры!
Чокнулись. Выпили. Захрустели закусками. Вернее, одной — именно «макаровской», — ее вкус под водочку успели оценить и раньше, к тому же понимали, что ледок внутри кусочков редиски и огурцов не вечен, а именно он придавал шарм смеси двух совсем не «парадных» овощей…
— Степан Осипович, — дожевав закуску, спросил Верещагин, — а почему вы назвали сегодняшнюю операцию авантюрой?
— Да потому, Василий Васильевич, что таковой она и являлась. Мы сунулись в мышеловку, из которой могли и не вернуться. Предлагаю выпить именно за наше счастливое возвращение!
Налили. Чокнулись. Выпили. Закусили. На этот раз дружно взялись за яйца-кокот (интеллигентный человек оперирует закусками горячими…), но с селедочкой…
