Легат временами тоже витал в облаках своих мечтаний, но теперь его мечты были уже о возвращении в Рим и получении нового сана и наград за то, что приведет упрямую Московию в лоно Святой Римской церкви. О судьбе Софии он не думал, царевна была для Бонумбре всего лишь подручным средством для достижения цели. Но для нее замужество в Московии тоже прекрасный выход, в Риме ей ни за что семью не создать, там не любят некрасивых бесприданниц.
А София хитра… Кто бы мог подумать? Как она ловко воспользовалась доверчивостью этих московитов. Молодец, если будет также действовать и дальше, то… От счастливых мыслей легата о будущем успехе и наградах отвлекала необходимость встречаться с богатыми новгородцами. Но это была часть его миссии — сторонники унии в Новгороде и Московии должны знать о поддержке Святого престола.
Марфа Борецкая Софие понравилась. В глазах рослой, сухощавой боярыни словно металось темное пламя, она не забыла казни своего старшего сына, и великому князю Ивану Васильевичу не простила, и своего дела не бросила. Борецкие готовы все свое немалое состояние положить на борьбу с Москвой. Марфа верила, что наступит время, когда второй сын (вернее, четвертый, ее старшие два от первого брака в море погибли) возглавит сопротивление Новгорода Москве. Ничего, что пока он у князя Ивана в тюрьме сидит. Сама Борецкая связь с литовским князем Казимиром не порвала, напротив, стала еще активней.
Были и неприятные новости. София узнала, что Москва — княжество бедное, это у Великого Новгорода мягкой рухляди — пушнины — в северных лесах видимо-невидимо, это у Новгорода торные пути и водой, и по суше в Европу, это он с Ганзейским союзом в дружбе, у Новгорода и руда, и серебро имеются… А Москва что?.. Москва нищая, только и кичится своей славой, а слава какая? Что Орда московским князьям ярлыки на правление давала? Так Новгород и вовсе под Ордой не был, не дошли до Новгорода ордынцы, испугались. Пока Орда год за годом остальные русские земли словно косой косила, Новгород жил своей жизнью и торговал по-прежнему. Конечно, и ему досталось от ордынцев, но то лишь малая толика испытанного низовскими княжествами. Вот что значит хорошо сидеть — удобное место для града выбрать!
София была далека от всех этих названий: Тверь, Ярославль, Белое озеро, Казимир, Литва… Псков знала только потому, что проезжала через него, об Орде слышала лишь, что это страшные степняки, которые режут людям горло и жгут города. Но получалось, что все богатство московского посольства дутое? Это было неприятно. Как и заверения, что Москва полунищая и тому же Новгороду в служанки не годится. Невольно шевельнулась обида за свое будущее королевство, с трудом сдержалась, чтобы не выдать недовольства этими кичливыми речами.
Это двоякое чувство — стремление помочь Новгороду вместе с остальными объединиться с Европой и жесткое желание согнуть всех их в дугу, чтобы стали ниже Москвы, — не отпускало долго. Может, и правитель Московии вот так: услышал надменные речи новгородцев, потому и разбил их войско в прошлом году?
Софии не нравилось раздвоение собственных мыслей, оно ослабляло уверенность в своей и папской правоте, в том, что должна стать буквально умной наставницей мужа. Что-то заставило не поведать о сомнениях архиепископу Бонумбре. София внутренне досадовала сама на себя из-за вдруг возникшей неуверенности и неумения справиться.
Странное состояние царевны заметили и Мамырев, и Бонумбре, но каждый истолковал по-своему.
Дьяк честно отписал своему наставнику в Москву дьяку Федору Курицыну, бывшему правой рукой великого князя Ивана Васильевича. Все одно, сам он ничего не мог поделать, а вот в Москве знать о царевне и ее поведении должны…
Бонумбре же принялся успокаивать Софию, твердя, что все в ее руках, мол, убедит мужа присоединиться к унии, станет Московия как все, потекут туда реки благодати, которых пока лишена. О том, что Москва бедна и дика, он не упоминал, как София ни намекала. Это заставило царевну усомниться и в остальном. Почему еще в Риме ей честно не сказали, что едет не просто в дикую, необразованную, но совершенно нищую Москву, где даже меха на плечах привезенные из Новгорода? А у московского князя своя только медвежья шкура да собственная.
Настроение не улучшала и погода.
Зима в том году встала ранняя и снежная. Еще в Новгороде, проснувшись, София поразилась тому, что в опочивальне светло. А когда вышла на крыльцо, ахнула — все вокруг белым бело! Рядом смеялась счастливым смехом Настена:
— С зимой тебя, царевна! Жаль, что к обеду стает, тепло еще.
София ахнула, столько снега она не видела никогда, в Риме он падал и сразу таял под ногами непролазной грязью. Здесь каменных плит под ногами не видно, значит, и грязь будет выше колен.
Настена возразила:
— А мостовые деревянные на что? К тому же завтра новый выпадет, а потом еще и еще…
Девушка объяснила, что снегу на Руси рады, много снега — много хлеба. Не зря так говорят. Снег укроет поля, леса, от мороза встанут реки, можно будет забыть о плохой дороге, сесть в сани и с ветерком… Пришлось объяснять, что «встанут» — значит замерзнут, покроются льдом. С ветерком — значит быстро.
— В санях по льду ехать куда быстрей, чем на подводе. Быстрей только что наметом, то есть верхом, пригнувшись к самой конской шее.
Девушка все говорила и говорила, радостно, обнадеживающе. Но София вспомнила о нищете Москвы и уже больше не верила всем этим россказням.
Как можно радоваться холоду, который покроет льдом реки? Каким же должен быть мороз, чтобы вода замерзла и выдерживала всадников с лошадьми? Что хорошего в снегах по пояс? В этом санном пути? В необходимости топить печи, тепло одеваться и мыться в бане? Все вокруг вдруг стало казаться диким и непонятным, София почувствовала почти отчаяние.
А уж слушать Настену и вовсе не хотелось.
Потому, когда девушка, смущаясь, вдруг поинтересовалась, нужна ли она по-прежнему, София пожала плечами:
— Поступай как хочешь.
— Ты не серчай на меня, царевна. В Москве меня небось к тебе и не подпустят, там в княжеских покоях своих разумных хватает.
Оказалось, что сама Настена новгородская и в Новгороде остаться хотела бы. Ее любимый недавно овдовел, готов взять ее за себя, так сестра сказала.
Глаза Настены светились счастьем, понять которое София не в силах. Возлюбленный вовсе не богат, он вдовец с тремя детьми, кузнец, значит, будет вечно ходить грязным. Но девушка радовалась будущей жизни с любимым человеком, которого вынудили жениться на нелюбимой Настиной же подруге, из-за чего сама девушка отправилась в Москву и в услужение к Фрязину.
София только руками развела, мол, я тебя не держу. Это был еще один обман, словно Настена обещала ей неотлучно находиться рядом до самой смерти, но вот решила уйти. Девушка ничего не обещала, однако София воспринимала все именно так.
На Руси ей нравилось все меньше и меньше, надежды не оправдывались, жизнь, несмотря на белоснежное покрывало, которым покрылась земля, казалась серой и даже мрачной. Цокающий говор новгородцев страшно раздражал, ветер казался слишком холодным, еда неправильной, а одежда тяжелой. В хоромах жарко, на дворе холодно, окна маленькие, а вокруг дикари и глупцы, радующиеся тому, чему нормальные люди радоваться не должны!
