На Руси есть пословица: как аукнется, так и откликнется. Согнутая ветка может поломаться, но если она гибкая, то распрямится и удар будет хлестким.
София Фоминична оказалась очень крепкой и гибкой веткой. Ее не сломил Рим, не сломила и Москва. Княгиня возвращалась с твердым решением добиться наследования трона Василием, хоть тот и много младше Ивана Молодого.
Для этого требовалось согнуться еще ниже, но она была готова жертвовать многим ради детей. Мать победила в Софии царевну. Теперь она будет биться не за свое положение, не за себя, а за своих детей, их признание!
Государыня
Великая княгиня заявила дьяку Василию Третьяку Далматову:
— На Крещение дома хочу быть! Потому вперед с княжичами уеду. А вы догоните.
София понимала, что огромный обоз будет тянуться слишком долго, потому разделила его: сама с сыновьями, дочерьми и малым числом слуг двинулась вперед, а остальных поручила заботам Плещеева, небось доберутся. Но и дьяк Далматов с ней двинулся, чтобы не тащиться с казной еле-еле. После убийства Олеуса они не разговаривали, Василий Третьяк, видно, понимал, что княгиня догадалась о том, что произошло в действительности, объясняться не хотелось. Был рад, что не спрашивает.
В Угличе встретили второго гонца — государь беспокоился, не получив весточки. София усмехнулась: за что беспокоился — за детей или все же казну?
Они успели к Крещению.
Москва стояла праздничная, но государыню никто не встречал — ни сам Иван Васильевич, ни бояре, ни великая княгиня Мария Ярославна. Стало не по себе, неужто гонцы подложные?! Но Москва не разорена, не сожжена, ордынцев не видно, значит, все хорошо?
Их обоз наконец заметили, грянул один колокол, за ним второй, третий… и покатилось: государыня с княжичами едет!
София снова въезжала в Кремль, как восемь лет назад, но теперь была совсем иной. Не надменной византийской царевной, хотя об этом не забыла, даже не правительницей, а просто мудрой женщиной, которой пришлось многое понять и бороться за жизнь своих детей и своих подданных.
Теперь она знала цену себе и своей жизни, но это была совсем иная цена, не из-за императорской крови в жилах, а из-за способности выжить и выбрать правильный путь.
Не спутать ценность золота с ценностью доверия и понимания.
И эта новая София не стала прятаться за занавеской кареты, наоборот, она вышла посреди площади перед возводимым Успенским собором и опустилась прямо на снег, отбивая поклоны. Увидевший ее митрополит Геронтий поморщился: все у этой Римлянки не так, крестится на неосвященный собор! Ему невдомек, что не куполам собора кланялась княгиня, а самой матушке Москве, всем ее церквам и соборам, всем жителям, даже тем, кто ее по-прежнему ненавидел.
Что-то дрогнуло в толпе, отозвался первый женский голос:
— Матушка-государыня вернулась!
Следом понеслось:
— Государыня с княжичами вернулась!
— Великая княгиня приехала!
А к ним от княжьего двора уже спешил Иван Васильевич. Помог подняться Софии с колен, она поясно поклонилась:
— Я сберегла детей, государь. — И тихо добавила: — И казну уберегли.
— Господь с ней, с казной, дети как?
Иван Васильевич поспешил к выбравшимся из кибитки дочерям, подхватил, расцеловал в обе щеки, они смущались, вцепились в его шубу, прижимались, кося взглядами на мать. Вася отца не узнал, дичился, но как только князь подбросил его в воздух, опомнился и закричал, как учила мать:
— Отче!
А вот Георгий разревелся, и успокоить его не удалось, так и унесли в княжий терем плачущего.
Эта сцена единения государя с его семьей никого не оставила равнодушной, женщины вытирали слезы с глаз, мужчины смущенно шморгали носами.
Но нашлись и те, кто зубами скрипел: не сгинула в снегах Римлянка, вернулась и щенков своих привезла! А что Москве поклонилась, так хитра она не в меру, да на всякую хитрость своя хитрость найдется.
Хмурился и Иван Молодой, за полгода просто забывший о существовании великой княгини Софии. Как же хорошо без нее было! И к чему отцу снова эту заносчивую бабу в Москву возвращать?
Потетешкав детей, особенно маленького Георгия, который успокоился и принялся таскать отца за бороду, великий князь отдал их нянькам и поспешил к жене.
Они оба не скрывали, что соскучились…
Через девять месяцев великая княгиня София Фоминична родила еще одного сына, названного Дмитрием.
Казалось, теперь установится мир на долгие времена, но не тут-то было…
Никто не знал, что главное противостояние и главные жертвы еще впереди. И жертвы эти вовсе не из-за нападений ордынцев или соседей литовцев и поляков, они будут из-за вражды внутри семьи государя.
Человек предполагает, а судьба располагает.
Никто не знает, как сложилась бы судьба самой Московии, а за ней и России, не будь этого предстоящего Великого противостояния в семье государя Московии Ивана III Васильевича. Никто не знает, какой она была бы, но что иной, несомненно.
Но об этом смертельном противостоянии двух княгинь следующий рассказ…
