— Если вам понадобится моя помощь, сохраните телефон.
— Она нам нужна. Вы дома?
— У вас под дверью.
— Открываю.
Сергей вошел. Увидел заплаканное осунувшееся лицо Елизаветы, стройной женщины в джинсах-стрейч и в черной глухой водолазке. Из комнаты выглянул ее мрачный флегматичный муж Павел, который так много работает в трех параллельных местах, что домой приходит, можно сказать, на короткую побывку. Оля, их старшая дочь, с совершенно белыми от рождения волосами и небесно-голубыми глазами, задыхалась и скулила в своей маленькой комнатке, за закрытой дверью, которую Павел ей перестроил из кладовки. В квартире словно в воздухе застыло несчастье. Уж его-то Сергей видит и чует за версту.
— Оле плеснули в лицо уксусной эссенцией, — выдохнула Елизавета. — Мы были в больнице по «скорой», в той, в которой я работала. Ей купировали боль, сняли волдыри, подержали под капельницей, проверили зрение, вроде бы глаза не пострадали. В реанимацию меня не пустили. А Оля стала требовать зеркало, увидела… Ну, и… Сережа, она такой не будет жить. Так она сказала. Ее там не могли оставить ни на минуту, она вырывала капельницу, металась и кричала, чтобы ее выпустили. Мне отдали ее под подписку. Делать больше они ничего все равно не могут. Нужен пластический хирург. Нужно найти на него деньги. Нужно …все.
— Когда это произошло?
— В четверг. Прямо у нашего подъезда. Она возвращалась из тренажерного зала.
— Полицию вызывали?
— Да… Спрашивали у нее, кого она видела, кто мог… Никого она не видела, неужели непонятно?! Метнулась какая-то тень. Она не может ни о чем говорить.
— Вы кого-то подозреваете?
— Не знаю. Могли другие девчонки позавидовать из-за первого места. Мог какой-нибудь мужчина.
— Какой-нибудь или вы кого-то конкретного имеете в виду?
— Любой мог! — рявкнул Павел. — Те кобели, которые таскаются на эти выставки девушек. Они думают, что это витрина в борделе. Девчонки там ходят в купальниках! Я ничего с ними не мог поделать — ни с Олей, ни с Елизаветой. Так им хотелось победы на конкурсе красоты. А из него должно вытекать продолжение, так думают те, кто это затевает, и те, для кого затевают. Оля — домашняя, порядочная девочка. Может, кто-то приставал, может, она даже не поняла, а могла резко отказать. Вот и месть пришла. Теперь мы от нее ничего не узнаем. Был конкурс, нет больше красоты.
— Перестань, — заплакала Елизавета. — Что ты орешь? Оля все слышит.
— Да, Павел, — грустно сказал Сергей. — С обличением немного поздно. Давай сосредоточимся на другом. Вам надо спасать Олю, я подумаю о том, что делать мне. Я с вами.
— Но у нас нет денег, Сережа, — сказала Елизавета. — То, что есть… Сам понимаешь.
— Так я и не на работе. Дал себе выходные. Хозяин — барин. В общем, я домой, снимать копоть побед и поражений. Посплю немного. Если что-то вспомните, звоните. Или свистите. Я спущусь.
Сергей медленно поднимался по лестнице к себе. Значит, дело завели. Наверняка найдут мальчишку или мигранта, который скажет, что ему дали эту бутылочку и деньги, в лучшем случае найдут и того, кто дал… А он скажет, что его просили… И так до тех пор, пока у следствия не кончится время и терпение на это, по сути, рядовое и нерезонансное дело. А Оля, возможно, останется действительно изуродованной. Она только сделала первый шаг к своим женским победам. У нее даже мальчика нет. Семья очень порядочная, правильная. Оля еще маленькой нянчила младшую сестру, учила ее ходить, щебетала вокруг нее, как ангел. Всем улыбалась, со всеми здоровалась. Теперь… Теперь возможен любой поворот. Без красоты красивая девочка, женщина может действительно отказаться от жизни.
А в это время где-то за всем будет наблюдать Синяя Борода и потирать свои руки-убийцы. Убийцы красоты. Составлять список следующих жертв. Они могут оказаться даже покладистыми, даже корыстными и не гордыми, как Оля. Но это их не спасет. Коллекционеры и маньяки неисправимы.
Сергей открыл дверь, страстно желая посмотреть в глаза жены, которая ему обрадуется, примет как воина, поможет в этом деликатном деле с Олей. Ей виднее, как помочь девочке. Но в прихожей стояли сын Олежка и две счастливые собаки — Май и Лана.
— Папа, — радостно сказал Олег. — Наконец, ты пришел. Мы замучились ждать. И мама до тебя не дозвонилась. Она вечером уехала в деревню к бабушке. Та заболела. Оставила тебе записку.
— Да, день задался, сынок. Где послание мне?
— Вот. — Торжественно, как гонец, Олежка вытащил листок из нагрудного кармана.
«Дорогой, у мамы обострение. Я поехала. Если не справимся дома, поедем в больницу. Буду звонить. Крепко целую. Твоя Н. П. С. Если будет время, загляни, пожалуйста, к соседям на третьем этаже. Квартира слева. С Олей случилась беда».
Вот такая жена. «Твоя Н.» — и это признание в любви и верности. Больше она и не скажет никогда. Он и так знает. Он и так чувствует. А вечером и ночью было не до того, чтобы позвонить или хотя бы включить телефон. И про Олю написала. Олежка у них уже взрослый. На него можно положиться, если Сергей задержится.
— Ну, что же, братцы-кролики. Давайте встречаться, обниматься, питаться… Далее по списку.
И все, как по команде, бросились с ним обниматься. Без этого трудно не хотеть подохнуть иногда. На совместную прогулку Сергея все же не хватило. Олежек повел собак, он помыл посуду, покурил и стал уговаривать себя поспать. И тут в дверь позвонили. Сергей практически не сомневался в том, что это Елизавета.
— Заходите, Лиза, — сказал он. — Что-то вспомнили?
— Я не забывала, — ответила Елизавета, шагнув в квартиру. — Я, старая идиотка, во всем виновата. Оля так хотела на этот конкурс. Я сначала ее пыталась отговаривать, Паше с самого начала не нравилось. Но узнала условия. Там взнос, там плата за занятия, на дизайнера, стилиста, наряды… У нас нет таких денег. Оля как-то сникла, когда я ей это сказала. Если бы меня не сократили… В общем, переживала я, многим, наверное, рассказала. И позвонил Рафаэл, может, ты его знаешь. Сказал, что он главный спонсор этого конкурса для студенток. И что его фирма все оплатит. Олю знал еще ребенком. Живет в нашем районе. Я должна была подумать про бесплатный сыр в мышеловке… Но я полиции ничего не сказала. Даже о том, кто платил. Если он ни при чем, то получается практически ложный донос. А человек хотел как лучше. Говорил, потому что Оля — это солнышко… Я ее так называю.
— Понял, Лиза. Надо думать. Человек известный и уважаемый. Что ничего не отменяет. Перед сомнениями все равны. Вы сориентировались по врачам и суммам?
— Этим и занимаюсь.
— Сообщите, пожалуйста. Грядет мой честный гонорар, омытый моей не менее честной кровью. Может, будет в помощь.
— Да ты что! Я тебя нагрузила, мы уж с этим сами справимся.
— Ты грузила частного детектива, который сам грузиться рад, а я говорю о поддержке соседа. Складчина. Так положено, я знаю.
