– Понятно, – протянул он, резко притормозив.
– Ты чего? – испугалась я.
– Сейчас я встречаюсь с человеком и передаю твои ключи от машины. Ты пить хочешь?
– Нет.
– А я вот умираю от жажды.
Машина остановилась около магазина с надписью «24 часа».
Игорь вышел, резко хлопнув дверцей, и я буквально увидела, что передо мной крупными буквами написано слово: «ОПАСНОСТЬ». Этот человек был опасен, и от него нужно было бежать со всех ног, а не рассиживаться в его машине и вести будничные разговоры о пропаже Мишки. Этот человек испортил мне жизнь энное количество лет назад, и я не позволю сделать ему это во второй раз, твердила я про себя как мантру. Значит, мне нужно срочно домой, пусть Динка разбирается со своими делами сама. Без моей помощи. Хватит быть Всехней Богородицей, как называла меня когда-то бабушка в далеком детстве и юности. Это их проблемы – взрослых людей, которые состояли когда-то в браке, а потом разбежались. Я не буду ни во что вмешиваться; вот сейчас он придет, и я выйду из машины. Обязательно.
Легкий стук заставил меня вздрогнуть. В окно постучали крупные мужские пальцы с четко очерченными рельефными костяшками. Я приспустила стекло. Мне сунули бутылку лимонада.
– Держи.
– Я не буду.
– Я не тебе. Подержи.
Я взяла бутылку. Она напоминала далекое детство, когда я очень любила лимонад. «Дюшес» и «Буратино». Но «Буратино» больше. Это было такое знакомое и забытое…
Я зажмурилась, а когда открыла глаза, Игорь уже сидел за рулем и смотрел на меня.
– Ты чего?
– А ты чего?
– Держи свою бутылку.
Он открыл лимонад и отпил из горлышка. Его кадык дергался. Я отвернулась.
– Пей.
– Не хочу.
– Не упрямься.
И тогда он одной рукой запрокинул мою голову, а другой приставил бутылку ко рту. Я послушно открыла рот и сделала глоток. Потом – второй. В горло полилась приятная жидкость с прохладными пузырьками.
Резко дернувшись, я освободилась от его руки, которой он придерживал мою голову.
– Ты эти свои штучки брось.
– Ты просто дура! Хочешь пить и кочевряжишься.
– Я не хочу.
– Ты нервничаешь, а раньше, когда нервничала, всегда хотела пить – выпивала по целому литру кваса.
– Спасибо за напоминание.
– Не за что! – сердито сказал он, снова прикладываясь к бутылке.
Я сидела и смотрела на этот подрагивающий кадык и чувствовала себя глубоко несчастной. Мне ужасно хотелось, чтобы он еще раз приложил твердую ладонь к моей голове и в груди бы разлился сладкий холод. Кажется, я безнадежная идиотка! Бежать, бежать – стреляло в висках. Куда-нибудь подальше – в свою спасительную квартиру, где можно натянуть на голову одеяло и где в кухонной раковине еще стоят немытые чашки после пиршества с господином Эрнстом Кляйнцем.
Я тряхнула головой.
– Мне надо домой. Мне могут звонить. А я шляюсь черт-те где. Моему молодому человеку это не понравится.
– Я тебя отвезу, – быстро сказал Игорь.
– Ты передал мои ключи?
– Да, – он говорил быстро, отрывисто, я знала, что это его манера, когда он сердится. – Машина уже по дороге к твоему дому. Так что скоро будет там.
Машина резво взяла с места, как застоявшаяся лошадь, и я резко откинулась назад.
– Осторожней! А то я сломаю позвоночник об твое кресло.
Он что-то пробормотал сквозь зубы, но что, я не расслышала.
– Зачем ты приехал в Москву?
– Затем.
Разговор получался дурацким, ерническим и каким-то неправильным. Я закусила губу.
– Я серьезно.
– Я тоже.
– Ты можешь говорить нормально?
– Нет.
Мы ехали в молчании, хотя мне так о многом хотелось его расспросить. Но каким-то шестым чувством я понимала, что разговора не получится, что он выйдет скомканным, как рекламная бумажка перед тем, как ей полететь в мусорное ведро, и поэтому благоразумно молчала.
На меня косились, но ничего не говорили.
– А ты красивая!
– Вот как! – непонятно почему разозлилась я. – Ты только что заметил это? А восемь лет назад не замечал?
Ответом мне было молчание, и я вытянула вперед ноги, упершись ими в дно машины. Мои красивые длинные ноги в белых сапожках. Могу ли я спросить его о том, как у него сложилась жизнь там? И есть ли у него семья? Или мои вопросы будут ужасно неприличными и глупыми, и он сразу поймет, что все эти годы я…
Я закусила губу.
– Можно побыстрее?
– Торопишься домой поскорее попасть?
– Да. Тороплюсь.
– Доставлю с ветерком. В самом лучшем виде.
Остаток дороги я тупо смотрела в окно. Бело-черный пейзаж не прибавлял оптимизма. Более того, так хреново я себя давно не чувствовала. Даже когда узнала, что Вадик сорвал мне Новый год.
– Что-то интересное? – услышала я рядом.
– Где?
– За окном.
– Деревья, дорога, одиночные идиоты-автомобилисты вроде нас. Еще перечислять?
– Достаточно. Ты-то как? К тебе не подступишься. Сидишь, нахохленная, и ни о чем говорить не хочешь.
– А ты хочешь, чтобы я вывернулась перед тобой наизнанку после восьми лет твоего отсутствия? – искренне изумилась я. – Ну ты даешь, дорогой товарищ, – и я захохотала.
– Заткнись!
– Что?
– Заткнись, говорю. И не истери.
– Слушай, дорогой Игорь Васильевич! Ты в мою душу не лезь и там не ковыряйся своими пальчиками. Ты лучше своим сыном займись. Мальчишка без отца растет.
Его руки с силой сжали руль, и мне показалось, что сейчас он влепит мне пощечину; инстинктивно я схватилась за щеку и дернула головой.
Игорь резко затормозил, и я заорала, стукнувшись лбом о стекло.
– Какого черта!
– Приехали!
Я рванула дверцу и чуть не вывалилась на тротуар.
– Ты телефон свой оставь!
– А пошел ты…
Машина отъехала, и я даже не обернулась. Злые слезы обиды застревали в горле, и от этого было трудно дышать. Было ощущение, будто я нахожусь в космосе, где полностью отсутствует кислород.
Я шла как пьяная, не помнила, как оказалась в холле, как открыла дверь своей квартиры и очутилась в коридоре, где и дала волю своим слезам.
Сняв полушубок, я кинула его в угол коридора и стащила с себя сапоги.
