— Знаю я этого Куракина! Жук еще тот, проныра редкостный. Хорошо, дам я тебе денег, только дом осмотреть надо, поторговаться. Вот что: пожалуй, пошлю я с тобой Степана. Он по строительству у меня, его не проведешь: каждую балку самолично осмотрит и все тебе доложит. Ну а торгуйся сам, в этом Степан тебе не помощник.
— Спасибо.
— И еще: ты в шахматы играешь ли?
— При чем тут шахматы? Играю, и не только в шахматы — в нарды еще.
— Не слыхал о таких. Научишь меня в шахматы играть?
— Тебе-то зачем, Семен Афанасьевич?
Князь немного смутился:
— Царь-то, Алексей Михайлович, к игре этой пристрастился. Говорят — из Индии игра. А кто хорошо играет, к себе приглашает, беседы за игрой ведет.
— Ага, так ты хочешь через игру к самодержцу приблизиться?
— Навроде того. Так научишь?
— Времени много уйдет.
— А мы так сделаем. Я тебе два рубля серебром, а ты меня за это игре научишь.
— Ты и мертвого уговоришь, князь. Согласен. Сами-то шахматы у тебя есть?
— Заказал уже. Не хуже царских будут — фигуры из рыбьего зуба выточат.
«Рыбьим зубом» называли моржовые клыки.
— Договорились, — Никита поднялся с лавки.
— Степана когда подсылать?
— Завтра с утра. Боюсь — опередят меня.
— Эка беда! В Москве домов полно, всегда купить можно. Кто-то разорился — дом продает, другой возвысился — дом по чину, получше, побогаче присматривает.
— Я бы этот хотел, — не стал раскрывать свою тайну Никита.
— Будет тебе Степан. А за чай спасибо, удружил. Я им завтра Ордын-Нащокина угощу. А то он после чаепития у царя плевался. Говорит — как отвар сена налили, пусть холопы сами его пьют. А потому как никто в Москве заварить его не может, окромя немцев из Кукуевой слободы. То-то я ему нос утру! Удружил ты мне!
Князь достал калиту и отсыпал Никите два рубля серебром.
— Смотри насчет шахмат, договорились.
— Я слово всегда держу.
На том они и разошлись, премного довольные друг другом. Семен Афанасьевич хотел назавтра утереть нос Ордын-Нащокину, угостив его правильно заваренным чаем, а о шахматах молчать пока, пусть сюрприз будет. Да и Никиту сам Господь ему вовремя подставил. Ордын-Нащокин за обучение этой игре немцу пять рублей серебром отдал, а Никита его за два рубля научит. И молчать Семен Афанасьевич будет, ни одному боярину не проболтается. Иначе очередь к Никите выстроится, каждый к царю поближе быть хочет. А вот накося-выкуси!
Князь состроил кукиш и ухмыльнулся. И откуда у Никиты такие знания? Лечит лучше иноземцев — те только кровь пускать умеют, в игры играет разные. Где он всему этому научился?
Мысленно князь похвалил себя за то, что привез Никиту в Москву. Полезный он человек, еще не раз пригодиться может, и кто знает, какие таланты у него еще есть?
А Никита был доволен тем, что и деньги нашел, и долг отдавать не надо. В шахматы научить играть — не мешки таскать. Если голова на плечах у игрока есть — успехи будут.
Степан оказался дотошным и знающим. Уже утром они заявились в дом вдовы Пантелеевой, представились покупателями и попросили разрешения осмотреть дом.
У Марии Матвеевны глаза были припухшие, заплаканные.
— Делайте, что хотите! — Она безучастно махнула рукой.
Степан сразу полез осматривать чердак. Никита стал осматривать дом и в трапезной столкнулся с Любавой. Глаза ее от удивления широко распахнулись: она явно узнала Никиту, но потом отвела взгляд, отвернулась. Наверное, не так она представляла себе встречу с ним.
А через час прибежал купец Куракин:
— Мне сказали, что покупатели дом смотрят? Рад видеть вас. За долги дом на продажу выставляю. Дом хороший, крепкий, четырнадцать рублев за него всего и прошу, — затараторил он.
Был купец вертляв, худ сложением.
В это время подошел Степан, закончивший осматривать подвал. Одежда его была в пыли, с головного убора свисала зацепленная в подвале паутина.
— Ты, что ли, продавец будешь? — прогудел он.
— Он самый, — выпятил грудь Куракин.
— На потолке одна балка плохая — жук-древоточец поел, в дальнем углу фундамент подмокает. Ну и по мелочи: в горнице доски на полу рассохлись, печь в поварне дымит, перекладывать надо. Красная цена дому — десять рублей.
Услышав цену, купец подскочил:
— Да ты что, деревенщина! Где твои глаза? Крыша медными листами крыта, только она одна на рубль с алтыном тянет.
— Крыша хороша, не спорю — мастер делал. А остальное?
Завязался спор. Никита послушал его некоторое время, потом выложил на стол монеты и сложил их столбиком. Вид денег на продавца всегда действует почти магически.
— Даю двенадцать рублей и ни копейкой больше. Думаю, лучше цену никто не даст. Это мое последнее слово.
Купец уставился на деньги, звучно сглотнул:
— А, согласен!
— Тогда давай долговую расписку и пиши купчую — все, как положено.
— У меня с собой расписки нет, — растерялся купец.
— Я подожду, пока принесешь, — холодно сказал Никита.
— Тогда я мигом, сейчас-сейчас! — Купец исчез.
Подождав, когда за ним захлопнется дверь, Степан сказал:
— Дом небольшого ремонта требует — не без того, но крепкий, сто лет еще простоит.
Они уселись на скамью.
Прибежал купец, на ходу доставая из-за пазухи расписку.
Никита взял бумагу, прочитал. Да, Пантелеев деньги брал и отдачу просрочил.
— Купчую пиши. Степан и вдовица видаками будут.
Купец, высунув язык от усердия, долго писал бумагу. Когда он закончил, Никита прочитал, проверил. Вроде все правильно: указана цена на дом, дата сделки и подпись. За одного видака подписался Степан, вдову под ручку привел сам купец. Та поставила подпись.
— Пересчитай.
Купец зазвенел монетами.
— Все правильно. Эй, вдова, выметайся из дома, он теперь не твой.
— Раскомандовался! — не скрывая своего презрения, жестко и холодно оборвал его Никита. — И не твой тоже! Так что уходи!
— Как-то не по-людски… Посидеть надо, сделку обмыть…
— Пшел вон! — осерчал Никита. Купец был ему неприятен.
Куракин обиженно пожал плечами и вышел.
Мария Матвеевна тоже вышла в дверь, ведущую во внутренние покои.
Степан поднялся:
— Так я свободен?
— Да. Спасибо, Степан, за помощь.
