Шофер крикнул нам, что вон там, за углом, столовая, хорошая, проверенная, для шоферюг.
И можно и перекусить, кому надо. Задешево и «забыстро».
Мы пошли в столовую — небольшой сарайчик, внутри которого было, как ни странно, чисто и даже уютно.
Дина запросила сладкого, но сладкого не оказалось. Молодая буфетчица громко вздохнула и достала большую стеклянную банку со сливовым повидлом. Вскрыла банку ножом, и ложкой вывалила густое повидло в суповую тарелку. Я достала печенье из сумки, и глаза девочки заблестели. Печенье с повидлом пошло на «ура»: Дина улыбалась и с аппетитом лопала его, запивая компотом.
Валентин съел и первое, и второе — было видно, что он проголодался и еще — что он совсем неприхотлив и не избалован.
Потом мы снова отправились в путь, и я видела, как оба задремали — отец и дочь. Девочка спала, положив голову на плечо отца. И он, откинув голову на сиденье, тут же крепко уснул, приоткрыв рот и громко посапывая.
Я смотрела в окно, где все уже погружалось в ранние осенние сумерки, и думала о том, какая все-таки это, наверное, дурацкая затея. На сердце было тревожно. Как сложится там, в Москве? Как все устроится? И как я потом буду выпутываться из всего этого сложного, глупого положения, в которое я поставила себя сама? Да еще и с большой и торопливой радостью!
В Москву мы приехали в девять вечера. Въезжали уже в полной темноте, но город был освещен и мрачным не выглядел. Наверное, мрачной выглядела я — совсем отчаявшись от нашего путешествия.
Мы вышли на улицу, и я вопросительно посмотрела на Валентина. Не отказала себе и в колкости.
— Ну и что дальше? — язвительно спросила я. — Что будем делать? Искать места на вокзале?
Было видно, что Дина устала, трет глаза, переминается с ноги на ногу — хочет в туалет.
Валентин достал из кармана бумажку.
— Так, улица Янгеля! — радостно объявил он и добавил растерянно: — Только вот где этот Янгель обитает… вот что интересно!
Оказалось, что есть квартира — на неизвестной нам улице Янгеля. Эта квартира принадлежала институтскому товарищу Валентина. Он созвонился и все согласовал. На две ночи — с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье нам был обеспечен ночлег.
Я облегченно выдохнула:
— Ну, слава богу! А то…
Договорить я не успела. Валентин с удивлением посмотрел на меня и спросил:
— А вы думали, что я поеду так, без, — он повертел пальцами в воздухе, — без точного адреса и места дислокации? Повезу дочь и прекрасную женщину туда — не пойми куда? В неизвестность? Предложу им чум на улице или топчан на вокзале?
Я покраснела и промолчала. Мы поймали такси и отправились на таинственную улицу Янгеля.
В машине мы молчали: я от смущения, а он… Может быть, от обиды? Опять меня подвел мой едкий язык! Какая ж я дура, господи! Беспросветная дура, и все!
Машина остановилась у нового многоэтажного дома. Мы зашли в нужный подъезд и поднялись на восьмой этаж. Дверь нам открыл хозяин, молодой мужчина, который явно обрадовался поздним гостям.
Мы уложили Дину и решили отметить знакомство. Денис — так звали хозяина — принялся неловко чистить картошку. Я отобрала у него нож и занялась ужином. Мужчины курили на балконе и о чем-то болтали. Я не прислушивалась. Жарила картошку и смотрела на город, лежащий передо мной. Весь он был в ярких, переливающихся огнях — огромный и непонятный. И я впервые подумала: а хотела бы я здесь остаться? Мне бы подошел этот город — здесь, в Москве, я затерялась бы среди шумной толпы и огромного, неизведанного пространства. И никто бы меня не нашел… И никто бы меня не узнавал…
Нас, провинциалов, столица, конечно, ошеломила.
Мы, взрослые, еще как-то делали «вид» и «держали лицо», а вот маленькая Дина совсем растерялась. Девочка пугалась буквально всего — клаксонов машин, свистков регулировщика, высотных домов и глубокого подземелья метро. Перезвонов трамвая и густой, упрямо рвущейся напролом, вперед, беспокойной и быстрой, стремительной толпы.
Дина даже отказалась от мороженого — видно, кусок в горло не лез. Мы держали ее за руки — справа Валентин, слева — я.
В первый день мы гуляли по Красной площади, осмотрели Царь-пушку и Царь-колокол, зашли в шумный и бурлящий ГУМ, из которого тут же сбежали. Прошлись по Тверской, постояли у памятника Долгорукому и, вконец измученные, решили перекусить.
Кафе нашли в районе Патриарших, решив что там, в стороне, цены буду демократичней. Но цены все равно нам показались огромными — я видела, как смущен Валентин. И все же деваться нам было некуда — Дина смотрела на нас во все глаза и внимательно изучала меню.
И вот выбор сделан. Я, разумеется, хоть и собиралась платить за себя, выбрала то, что подешевле. Видела, что так же считает и Валентин. А вот девочка наша «оторвалась»: Дина заказала совсем недешевые блюда: какой-то креветочный коктейль, котлету из краба и малиновый торт на десерт.
Еда была восхитительна и изысканна! И обстановка не подкачала: из окна, возле которого мы примостились, был виден пруд и белые лебеди, кружившие по воде, скользя как фигуристы. Дина смотрела во все глаза на этот завораживающий, нежный, любовный танец.
И тут снова… дернул же черт меня за язык! Идиотка! Я стала рассказывать ей про поверье, как верны друг другу лебеди, как не представляют жизнь друг без друга: вдовец или вдова бросаются камнем с небес, чтобы разбиться.
И вдруг я поймала на себе внимательный, очень пристальный и немного странный взгляд Валентина. Господи, Лида… Я страшно смутилась, закраснелась (о, Полина Сергеевна, спасибо тебе!) и перевела разговор.
Дина вдруг сморщила личико, собираясь заплакать. Мы стали ее отвлекать, и, слава богу, у нас получилось. Я посмотрела на Валентина и извинилась глазами. Он понимающе кивнул и дотронулся до моей руки.
И сердце мое, мое ледяное, замерзшее сердце распалось на тысячи острых осколков. Не поранься, Лида! Поберегись! Ведь… если что… ты просто не выживешь, слышишь! Сколько же можно терять?!
Со стороны — я подметила — мы были похожи на интеллигентную провинциальную пару, приехавшую в столицу с любимым ребенком.
Оставшийся день мы бродили по улицам, сходили на мультики и поели мороженое в маленьком и уютном кафе на Смоленской площади.
Вернувшись, мы тут же уложили Дину, которая ни минуты не возражала — девочка буквально падала с ног от усталости.
Хозяина, шумного и гостеприимного Дениса, дома не было — он «съехал к зазнобе». На столе лежала записка.
«Все ясно, — усмехнулась я про себя, — тесновато, да и чтоб нам не мешать. Наверняка этот милый Денис решил, что у нас с Валентином роман».
Мы пили чай на кухне и болтали о всяком: о прошедшем дне, о впечатлениях, о восторгах и испугах Дианы.
Потом мы долго молчали. И вдруг, совершенно неожиданно, Валентин стал рассказывать свою жизнь.
