Запасшись Эспумизаном и несколькими блистерами угольных таблеток, поставил у ног ведро и принялся листать чужие жизни. Популярный певец, глоток виски, бывший легкоатлет, виски, вышедшая на пенсию актриса, виски, оправдывающийся политик, виски, достойный восхищения бизнесмен, виски, легендарный художник, виски, действующая жена президента, виски, диктатор-психопат, виски, еще один диктатор (на этот раз с раскосыми глазами), виски, молоденькая ясновидица, виски, блестящая телезвезда, виски, мечтательная балерина, виски, застенчивый футболист, виски, гламурный модельер, виски, худощавая повариха, виски, еще виски. Напала икота. Затем выблевал с полведра и решил на сегодня с чтением закончить.
А как могла бы выглядеть моя история жизни? Заглянул в ведро.
Начало простое и понятное. В качестве вступления ничего лучше не придумать, чем снимок с маминого выпускного вечера. Черным фломастером обведем окружностями головы трех парней и одной девушки, от скафандров мальчиков до девочки проведем стрелки, украсив их стилизованными изображениями сперматозоидов – для однозначного понимания. Теперь берем красный цвет, чтобы выделить интересующие нас (и, само собой, миллионы гипотетических читателей) детали. Сделаем это честно, не виляя. Нарисуем четыре треснувших сердечка. Женщине над левой грудью, троим мужичкам прямо на промежности. Теперь перевернем страницу, пропустив не слишком интересные для нас девять месяцев, чтобы вывести на сцену моих предков. К сожалению, читателю придется довольствоваться лишь двумя персонами преклонного возраста. Заметим, что этим фактом мы упускаем прекрасную маркетинговую возможность. История человека с двумя дедушками и двумя бабушками, безусловно, продавалась бы живее. Но что поделаешь. В том безвременье у меня в руках еще не было ни одной ниточки управления судьбами. Итак, на второй странице моей жизненной истории стоят счастливые господин и госпожа Вутт с пакетом на руках, в котором кряхтит их одно-единственное связующее звено с далеким и захватывающим будущим. Берем уже полюбившийся фломастер, на этот раз коричневый, и покрываем светлый пакет известными всему миру логотипами с величественно переплетенными буквами L и V. Принудив себя к большему верхоглядству, чем того хотелось бы, проанализируем полученный результат с позиции среднего читателя. Заметит ли он богатые метафорами детали, в которые так тонко вплетена судьба жалобно вякающего в пакете существа, его жизненный путь? А на этом пути в будущее единственно ценный багаж у человека – это его потомки. Не имея их, нечего и надеяться добраться до пункта назначения. Качественные чемоданы от Louis Vuitton. The art of packing. Искусство паковать в том и состоит, чтобы не слишком туго пеленать своего ребеночка, чтобы у него всегда была возможность свободно дышать, а при нужде и пукать. Тогда можно надеяться, что в потайном кармане чемодана он всегда будет таскать с собой своих черно-белых предков. Но растолковывать все это мы не станем, оставив читателя наедине с его фантазией, и с высоко поднятой головой учтем риски остаться непонятыми и для истории малозначительными. Перевернем страницу и перепрыгнем через семь счастливых лет пока незнакомого индивида, поскольку они никому не интересны. Куда это мы попали? В переизданный и дополненный свод правил дорожного движения? Что означают эти два указателя населенных пунктов, зачеркнутый Пярну и еще не зачеркнутый Таллинн? И что это за узнаваемая пара стареющих ангелов, так триумфально реющих над нашими указателями? Они похожи на двух птичек, призванных токовать в вечности. Но пора вновь перевернуть страницу. Оо, какая красота! Летний вечер, гигантское небесное тело, часть которого уже разбудила жителей противоположной стороны полушария, и перед ним, прямо на тонкой ниточке горизонта две фигуры, склонившиеся над фотоальбомом. Хрупкие, ищущие равновесия, красивые и неуверенные в себе, на чем-то сосредоточенные. Летим к ним незримым ветерком (такая фантастическая способность у нас имеется), тихонько пристраиваемся за спинами матери и сына и затаиваем дыхание. Жадному взору открывается калейдоскоп запечатленных мгновений. Вот бесцветное фото провинциальной девочки в белых гольфах, облизывающей двусмысленно скользкое мороженое, на фото с поблекшими красками два испуганных глаза, рассматривающие море из безопасного убежища детской коляски, вот и первое робкое любовное признание в виде текстового послания, вот интернетовский видеоклип довольно удачного трюка на руле и множества таких, где оператор радостно вскрикивает «ой, больно!», а вот и запечатленный смартфоном спонтанный поцелуй с сидящей за рулем автомобиля девушкой, и, разумеется, нет недостатка в традиционных видах уютной атмосферы нынешнего житья-бытья нашего героя – вот он, развалившись на широком кожаном диване с литровой бутылкой Johnnie Walker меж колен, оперирует с одного пульта сразу сотней телеэкранов, а на кухне размером с актовый зал в двадцатилитровой кастрюле варит десяток пельменей, вот, вальяжно опершись на Субару, он победоносно улыбается потенциальным завистникам – личная машина, личный манекен, личная парковка, личный торговый центр, его озеро, его город, его земля, его сошедшая с орбиты планета.
Что, дурно? Зависть, в которой мы не желаем признаваться, с упорством альпиниста лезет вверх по пищеводу. Не стало легче и после того, как отложили в сторону эту последнюю в мире биографию человека, достигшего всего, причем неоправданно рано. К счастью, на задней обложке книги обнаруживаем приклеенный гигиенический пакет. Используем его по назначению, мысленно благодаря издателя за предусмотрительность. После чего пытаемся запихать использованную книгу обратно на полку, но из-за наших оральных выделений – безуспешно. Тогда мы применяем силу, ибо сознание наше еще не вполне прояснилось, и тут же жалеем об этом. Пакет лопается как хорошо замаскированная бомба. Мы стоим, перед глазами чужие увлекательные жизни, а на роже собственная, наполовину переваренная, зависть. В воздухе завоняло, что-то налипло на ресницы, на волосы. Мы возмущены. Это еще очень мягко сказано.
2 августа
Чистя утром зубы, поймал на себе взгляд Ким. Она стояла у меня за спиной в душевой кабине и ждала, когда я закончу и подам ей руку. Каждое утро я помогаю Ким ухаживать за собой. Кстати, делаю это с большим удовольствием, заботливо и тщательно. Такой уход мог бы дать сто очков вперед гигиеническим процедурам в самых эксклюзивных домах призрения во всем мире. Мне нравится начинать день с осмотра упругого тела моей возлюбленной. Возможно, такой инспекцией я подавляю в себе страх перед возможной амортизацией красоты Ким. Хотя и не приходится сомневаться, что если кто-то из нас двоих начнет стареть, то вовсе не она, я все же понимаю, что все в мире изнашивается. В том числе, и она. Замирая от нежности, я притрагиваюсь к ней, боясь ощутить под пальцами какой-нибудь разрыв или царапину или еще что похуже. Но сегодня в ее взгляде, в котором я обычно читаю тихую благодарность, светилось нечто новое. Увидел в нем едва уловимое, словно бы вырвавшееся из-под покрова боязливой скромности ожидание. Это было похоже на желание каких-то изменений, движения вперед.
Обсушил Ким, одел в длинное воздушное платье точно по фигуре, завязал на лодыжках тонкие ремешки босоножек на высоком каблуке. Стоял перед ней в одних трусах и шумно сглатывал, благоговея перед ее великолепием. И одновременно пытался осмыслить ситуацию.
