В итоге, такой ход мысли породил во мне любопытство. Я сел в Форд и взял курс на золотой полуостров – Виймси.
Ехал и рассматривал рассеянные по Пиритаской дороге автомобили. С высоты птичьего полета это, скорее всего, похоже на неубранные избалованным отпрыском богатея игрушечные машинки. В основном попадались мерсы, бэхи, иногда Лексусы и вседорожники Порше. Бездомные роскошные игрушки акционеров.
Двигался я медленно, опустил окошко и наслаждался безоблачным небом и прохладой морского воздуха. В Меривялья свернул с главной дороги к домам, но район не впечатлил. Большинство домов были примерно десятилетней давности, может, даже советских времен. Между ними втиснуты единичные по-современному угловатые дома с большими гаражами, теннисными кортами или бассейнами – и все это на фоне одичавших, заросших теплиц предыдущего поколения. Решив, что солидный акционер предпочел бы более свободное пространство, я поехал дальше.
Только на середине полуострова картина начала обретать эксклюзивные очертания. Асфальтовая дорога в отличном состоянии вилась параллельно живописной линии берега, на темных камнях которой выпекались белые кренделя скучающих чаек. Вскоре на узкой зеленой полосе между дорогой и морем – лакомом кусочке для настоящей акулы-застройщика – появились модерновые виллы. Самые разные. Были такие, что не могли не вызывать зависти – в них жил нерв художника, за них, не боясь перехвалить, можно петь осанну как архитекторам, так и заказчикам. Но были и такие, где толстый кошелек безвкусного хозяина тошнотворно торчал из каждой детали строения. Одно не подлежало сомнению – я попал на территорию акционеров и ехал мимо их удобренных дивидендами, просторных владений. Здесь все было роскошнее и крупнее, даже лебеда и сорняки, победно разросшиеся перед заснувшими камерами наблюдения.
Остановив машину, я вышел и закурил. Несмотря на солнечную погоду, до горла задернул молнию на куртке и натянул капюшон. Октябрь на Балтийском побережье. Засунув руки поглубже в карманы, решил пройтись и гулял, пока не тормознул перед одним домом. Современный куб с огромными окнами, выполненный со вкусом, хорошо отделанный, кажется, даже совсем новый, – но не это остановило меня, таких здесь было полным-полно. Мое внимание приковала к себе крыша, вернее, то, что было на ней. Панели солнечных батарей. И не одна или две, а целый ряд! Три ряда, как показал вид сбоку. Электричество! У меня задрожали кленки.
Набравшись решимости, я вошел в сад, постучался в парадную дверь, но тут заметил кнопку звонка, подумал, ладно, чего уж мылиться, и нажал. Раздался звонок! Бодрящий и мелодичный, как песня доброй феи в волшебной роще. Черт! Я все жал и жал на кнопку, слух истосковался по забытой мелодии, как тоскуют сироты по маминой колыбельной. Какая-то истома вливалась в уши. Толкнул дверь, она открылась, просунулся в прихожую, не отнимая руки от звонка, и стоял с закрытыми глазами посреди этого восхитительного звона, впитывая в себя каждую нотку трели, словно забывший вкус воды блуждающий по пустыне странник, на которого с неба вдруг упали несколько капель. Казалось невероятным, что можно нажать на кнопку, и в результате замыкается цепь, электрические заряды достигают электронного звонка, запускают хранящуюся в нем мелодию и по проводам отправляют в звуковую колонку, которая доносит эту несравненную музыку до моих ушей. Какой… какой… волшебный этот мир! С электричеством.
Немного придя в себя, я будто проснулся. Щелкнул выключателем, другим, и каждому загоревшемуся светильнику смеялся как имбецил. Ходил из комнаты в комнату, играя со светом как ребенок. Сиял вместе с десятками галогеновых ламп. Каждый их веселый лучик отсвечивал бриллиантовой слезой радости в моих широко распахнутых глазах. Отыскал кухню, открыл холодильник и, несмотря на заплесневевшее содержимое, до одури обрадовался вырвавшемуся из него прохладному свету. Он работал! Через два месяца после исчезновения в мире электричества! Я врубил все огни. Во всех комнатах.
Затем в гостиной плюхнулся в кресло и в ту же секунду остолбенел.
На диване спиной ко мне лежал мужчина.
Я не мог шевельнуться. В голове ни единой мысли. Почувствовал вонь. Только теперь я почувствовал вонь. Обшарил свои карманы. К счастью, пара респираторов нашлась, и я поспешно натянул их. Немного помогло. Попытался успокоиться. Прокашлялся. Это всего лишь когда-то функционировавшее тело. Одетое в белую сорочку, трусы, на ногах черные носки. Волосы какие-то вислые, немного нереальные, кожа странного белесого цвета, будто закаменелая. На придиванном столике пустая бутылка из-под виски, аптечный пузырек на боку и какое-то письмо. Взял его. По-женски красивый, но нервный почерк.
«С меня хватит. Едем завтра с Кевином в Хельсинки, в аквапарк «Серена», куда ты обещал его свозить два года. Мы не вернемся. Ругаться с тобой больше не собираюсь, это бессмысленно. Как и все твои просьбы и обещания. Одно сплошное вранье. Сам знаешь, кто ты и что делаешь. Все это полное говнище. Нет у тебя больше ни жены, ни сына. Пошел на хрен! И жди контакта с адвокатом».
Посмотрел на мужика новыми глазами. Натюрморт на столе обрел более ясные очертания, прекрасно гармонируя с концептуальным перформансом, случившимся в разгар лета. Самоубийство акционера на бытовой почве. А вдруг он и был акционером торгового центра Ülemiste? Откуда мне знать. И что мне тогда делать? Ради чего жить дальше? Ради чьего благополучия надрываться? Маркетинг, доходы, расходы, все это полное говнище, пользуясь выражением мадам. Чье имущество я охраняю, чьи инвестиции наращиваю? Кого жду? Верный как выгнанный за дверь пес, лучший друг акционера. Как жить без хозяина? Еще один вопрос, не затронутый в рамках системы просвещения.
Нашел в холодильнике пиво. Выпил половину, потом взглянул на срок хранения, ну, разумеется. А пошло бы все в жопу – допил бутылку до дна. Вернулся в кресло. Акционер в белой сорочке повернулся спиной к своему верному слуге. В очередной раз я брошен в одиночестве. Это уже начинает надоедать. Почувствовал, как во мне что-то забурлило. Кинулся в сортир и едва успел стянуть штаны, как из меня полилось. Огромный, вязкий и липкий страх бесконечно сочился из моего нутра, наполняя ароматный клозет акционера вонючим протестом. Опять я был всего лишь смешной марионеткой в чьем-то издевательском сценарии. Все происходит во мне и вокруг меня, а что я сам думаю об этом, никто, мать твою, не спрашивает. Я встал, бросил взгляд на бурое страшилище и спустил воду (проклятье, у них даже вода имеется). Бурый мишка отправился по трубам прямиком в «Серену». И уже никогда не вернется. Вот ведь блядство!
Еще немного посидел в комнате. Затем поднялся на второй этаж. Просторная детская сынка акционера практически не отличалась от игрушечного магазина в центре Ülemiste. Только ценников не хватало, да кассового аппарата. Прошел в спальню. Красиво, но как-то холодно. С трудом представляю, чтобы здесь могла обитать любовь. Прыгнул в удобную кровать и нащупал пульт от музыкального центра. Выбрал CD-плейер. После нескольких знакомых аккордов вступления сладкий мужской дуэт клятвенно запел: «You’re my heart, you’re my soul…». В это было невозможно поверить. Как и в длинный светлый волос на слишком большой на мой вкус подушке.
