Вот такой сон. Еду дальше, смоля вторую подряд сигарету. Глянув в зеркало заднего вида, вижу типа с белой копной волос и в бейсболке с надписью: «EESTI SIGA”, то есть, «ЭСТОНСКАЯ СВИНЬЯ». Всем сердцем сочувствую Эрнесаксу.
Въезжая на полуостров, задумался, откуда начать поиски. Хоть лежащий на диване акционер, помнится, вполне подходил по размерам, но я решил его пока исключить. Скорее всего, мне было бы не очень-то комфортно в одежде умершего человека.
Начал с одной роскошной, можно даже сказать, щегольской виллы. Она оказалась запертой, но разве это проблема, когда у меня с собой отмычка для любых дверей – топор. Не обратив особого внимания на кричащий внутренний интерьер дома, я приступил к делу. Шкаф в прихожей уже отжил свой век, предлагая лишь весеннее-летние коллекции. На втором этаже обнаружил нечто вроде гардеробной. Размерами с гостиную Кристьяна и Марис. Выбор одежды богатый, на мой вкус несколько вызывающе шикарный, но я все же вынул несколько плечиков, чтобы кое-что примерить. И тут выяснилось печальное обстоятельство – все вещи были безнадежно коротки для меня. Именно коротки, а не тесны. Что до тесноты, то прямо наоборот, господин явно не отказывал себе в плотной и жирной пище. Бросил негодные шмотки на пол, как это делают в универмагах граждане, не нашедшие для себя ничего подходящего, и на всякий случай заглянул в женский отсек. Отобрал теплый лыжный комбинезон, натянул его на Ким и – что за хрень…? Велик! Впечатляюще велик. Оторопело плюхнулся в кресло, представил себе эту странную парочку. Надо же, оба с отклонениями. Мимоходом заглянул в детскую, но наткнувшись на повально розовый цвет и километровые ряды кукол, смотался, не оглядываясь.
В следующем доме повезло больше. Уже не задерживаясь в прихожей, сразу поднялся на второй этаж, где нашел два больших шкафа, забитых мужской одеждой. Выбору мог бы позавидовать и иной из бутиков в моем родном центре. Размеры более или менее подошли, обувь тоже. Укомплектовал две огромных сумки пальто, зимними сапогами, лыжными костюмами, свитерами, кофтами, шарфами, перчатками и довольно озорными шапочками и отправился на поиски женского гардероба. Сколько ни старался, можно сказать – искал до остервенения, но так и не нашел. Даже в подвал и гараж заглянул, черт знает этих богатеньких с тараканами в голове. Что-то здесь было не так. Огляделся с новым интересом. Детской тоже нет. В ванной висят два мужских халата, рядом с двумя раковинами на каждой из полочек по комплекту бритвенных принадлежностей. Потрясенно охнул. Шмотье почему-то брать уже не захотелось, хотя одна шапочка и была на редкость милой.
Ну, и прямо как в сказке, на третьей вилле нашлось все, что надо и на любой вкус. Взял себе и Ким по новенькому лыжному комбинезону, для Ким еще и шубу, ради которой поплатились жизнями страшно даже подумать, сколько маленьких лохматых зверушек, еще сапоги, одни попроще, скорее, для зимнего отдыха, а другие такие высокие и женственные и на таком неописуемом каблуке, что даже снежный человек, увидев их с дистанции в пять километров, возбудился бы. Для себя раздобыл полную сумку скучноватых, зато практичных гетеро-пуловеров (у всех крупные, через всю грудь не самые скромные торговые марки), очень теплые зимние сапоги, качественную пуховую куртку (на сей раз с логотипом на спине), несколько вязаных шапочек и даже одну белую шапку-ушанку, слегка гейскую, но не взять ее я не смог. О перчатках и шарфах можно и не упоминать.
Довольный собранным урожаем, я по дороге домой мысленно представил себе наш следующий поход в гости к Кристьяну и Марис. Как мы стоим у них за дверями, я с пластмассовыми цветами в одной руке и игристым вином в другой, Ким, излучающая на все стороны света сексапильность, оперлась о мое плечо, и когда хозяева откроют дверь, мы поразим их своим новым ослепительным прикидом: убойными каблуками Ким и моим пуловером от Dolce & Gabbana. За пару секунд Марис станет еще желтее обычного и у нее начнется жестокий приступ астмы. А в штанах рыбака Кристьяна что-то встанет с таким театральным прогибом, словно на крючок попался полутонный тунец. Он потеряет сознание, рухнет перед нами на пузо, и мы с Ким прочитаем на флисовой спине скромный логотип: «Творог и сметана». Мгновение спустя его закроет тело Марис (она тоже отключится), спасая этим полным драматизма жестом честь семьи. Финалом трагической, но одновременно и назидательной сцены станет слетевшийся над домом небесный хор ангелов, нежно и мелодично распевающий: «Моя отчизна, моя любовь Армани…». И закончится все тем, что дирижер с белоснежной шевелюрой схватит килограммовую пачку спагетти Panzani и усеет ими благословенную «Деревню идиотов». Занавес.
28 октября
Вспомнил, как я (это было третьего или четвертого июля, во всяком случае, в самом начале) в надежде рассеять этот отшельнический мираж кинулся на Певческое поле, где рассчитывал обнаружить поющими своих исчезнувших одноземельцев. Одноземельцы… Все мы сильны задним умом, и сегодня подобная планетарная масштабность этого слова мне больше не кажется такой уж неуместной. Понимаю, что в тот день я смертельно перепугался бы, если б вместо эстонцев в национальных одеждах встретил там, к примеру, китайцев в конических шляпах из тростника или рисовой соломки, или разукрашенных пестрыми перьями индейцев, или обмотанных в яркие цветастые платки негритянок, с убийственно серьезным видом перетаптывающихся с ноги на ногу аборигенов, но сегодня – сегодня я всех их принял бы с распростертыми объятиями, расселил бы в «Деревне идиотов», как гостеприимный хозяин снабжал бы каждый день едой и питьем.
Но не было там ни эстонцев, ни каких-либо других народностей. Только та смятая обертка от шоколадки Snickers, которая, несмотря на все усилия, никак не могла справиться с опылением периферийных одуванчиков. Теперь вот задумался, а почему Snickers, почему в нашей исконной певческой святыне глазам последнего эстонца предстала порхающая с цветка на цветок именно обертка от Snickers’а, а не родной фантик от «Березки», «Мишки на севере», «Белочки» или «Тийны»? В связи с этим вспомнился снимок из путевых заметок моего приятеля, который он когда-то вывесил в Фейсбуке – на фото он вместе со счастливой подругой позирует в пустыне, а у их ног на отглаженном за долгие тысячелетия песке валяется мятая банка из-под пива Heineken. Ни дать-ни взять – использованный кондом, небрежно выброшенный международной корпорацией после осквернения девственной природы. И эта покореженная вещица, вполне могущая под определенным углом зрения вызвать в ком-то даже раздражение, на той царственной фотографии казалась случайно забытым доказательством злонамеренного вторжения. Но, припомнив сейчас тот снимок, у меня возникло сильное подозрение, что за той публикацией стоял не мой приятель, а отдел маркетинга Heineken’а. Посыл-то яснее ясного: доступно везде (даже в песках Сахары). Дистрибуция-аннексия.
Какое все-таки чудо – эта музыка! Еду на Форде сквозь осенний город, шквалы дождя обрушиваются то слева, то справа, на каждой улице под разными углами (словно они не могут достичь договоренности даже по такому пустяку), ветер поднимает и кружит мусор, перемешанный с желтыми кленовыми листьями. Минуя здания в центре города, моя машина, разбрызгивающая лужи, отражается в сотнях плачущих витрин, совсем как в телерекламе высокого класса. Отражаюсь там и я в новой шапочке с сигаретой в вялых губах, перекошенный, нереальный как в комнате кривых зеркал в парке аттракционов. Но я могу все изменить, по крайней мере, внешне. Сую в плеер первый попавшийся под руку диск, и погружаюсь в новый мир. Музыка окрашивает его в темные и трагические тона, разбрасывая тут и там жуткие знаки вопроса. Меняю пластинку, и о, чудо, та же картина за стеклом вызывает поначалу слабую улыбку, а вскоре я уже насвистываю, беззаботно и весело, полный благодарности за очистительный дождь и золотой листопад. Эти примеры – две крайности, между ними помещается бесконечный ряд самых разнообразных эмоций, хватило бы только дисков с разной музыкой.
