Я вспомнил кухню в домике Уэндеров. Чистую, светлую комнату; такую уютную и дружелюбную из-за того, что на стенах ее не висели назидательные надписи. Пламя свечей в пещере колебалось, клубы, жирного дыма поднимались к потолку и мерзко воняли.
Софи окунула чашку в бадью, пошарив в нише, достала относительно чистую тряпку и подошла ко мне. Она смыла кровь с моего лица и волос и посмотрела, откуда она текла.
— Только неглубокая царапина, — успокаивающе произнесла она.
Я вымыл в чашке руки, потом Софи, вылив воду в ручеек, ополоснула и убрала ее.
— Ты голоден? — спросила она.
— Очень, — ответил я.
После нашей краткой остановки по пути к селению я ничего не ел весь день.
— Побудь здесь. Я быстро, — сказала она и скользнула под кожаный занавес.
Я сидел, глядя на тени, танцующие на каменных стенах, и слушал звук падающих капель. Очень может быть, что в Зарослях это считается роскошью. «Если бы у тебя было так мало всего, как у меня», вспомнил я слова Софи, хотя она имела в виду совсем не вещи. Чтобы не затосковать окончательно, я связался с Майклом:
— Где вы? Что происходит?
— Мы стали лагерем на ночь, — рассказал он. — В темноте двигаться слишком опасно.
Он попытался показать мне это место, каким он сам видел его перед закатом, но оно было похоже на десятки встречавшихся нам по дороге.
— Мы продвигались весь день очень медленно. Так утомительно. Эти жители Зарослей хорошо знают свои леса. Мы ждали где-нибудь большой засады, но все ограничивалось выстрелом там, вылазкой здесь. Троих мы потеряли убитыми и семеро ранены, но только двое из них серьезно.
— Вы собираетесь двигаться дальше вглубь?
— Да. Здесь царит такое настроение: раз уж мы в кои-то веки собрали большую силу, надо дать Зарослям хороший урок, чтобы они надолго притихли. Кроме того, все очень хотят поймать вас. У нас разнесся слух, что не менее двух дюжин таких, как мы, разбросано по Вэкнаку и его окрестностям и вас надо поймать, чтобы вы всех выдали. — Он на мгновение запнулся и огорченно продолжил: — Но боюсь, Дэвид, очень боюсь, что на деле наш человек там только один.
— Один?
— Рэчель удалось войти со мной в контакт на пределе ее возможностей, очень слабо. Она говорит, что с Марком что-то случилось.
— Его поймали?
— Нет. По ее мнению, нет. Он бы передал ей, если бы что-нибудь подобное произошло. Он просто замолк. От него ничего не поступает уже больше суток.
— Может быть, несчастный случай? Вспомни того мальчика, Уолтера Брента, которого убило деревом. Он тоже просто замолк.
— Может быть, и так. Рэчель просто не знает. Она испугана, что остается сейчас совсем одна. Она передавала на пределе своих сил, да и я тоже. Еще две-три мили, и мы не сможем связаться.
— Как странно, что я не слышал хотя бы только тебя, — удивился я.
Проснулась Петра.
Я тут же ответил. Петра мгновенно переключилась с грусти на восторг. Это было очень лестно, но слишком болезненно. Очевидно, она разбудила Розалинду, потому что я уловил отблеск ее мыслей в этом хаосе, а затем возмущенные вопросы Майкла: «В чем, черт возьми, дело?» Зеландская подруга Петры тоже запротестовала.
Наконец Петра взяла себя в руки, и буря стихла. Все смогли расслабиться.
— С ней ничего не случилось? Из-за чего весь этот гром и молния? — поинтересовался Майкл.
Ответила Петра, явно прилагая немалые усилия, чтобы сдерживать себя:
— Мы думали, что Дэвид мертв, что они убили его.
Теперь я начал улавливать мысли Розалинды, они прояснились, прорастая сквозь шумный хаос и приобретая четкие формы. Я был пристыжен, побежден, счастлив и несчастен в одно и то же время.
Я не мог внятно отвечать ей, как ни пытался.
Положил конец этому Майкл, заметив:
— Это не для третьих лиц. Когда разделитесь друг с другом, нам надо кое-что обсудить.
Спустя некоторое время он продолжил:
— Как обстоят дела теперь?
Мы стали разбираться. Розалинда и Петра по-прежнему находились в том шалаше, где я их видел в последний раз. Человек-паук куда-то ушел, но оставил присматривать за ними крупного парня с розовыми глазами и белыми волосами.
Я рассказал о своем положении.
— Неплохо, — сказал Майкл. — Ты говоришь, что человек-паук, по-видимому, обладает здесь какой-то властью и сейчас отправился туда, где дерутся. Не знаешь, он собирается драться сам или будет только командовать своими? Потому что, если верно последнее, он может вернуться в любой момент.
— Понятия не имею, — ответил я.
Внезапно в разговор включилась Розалинда, она была в состоянии, близком к истерике, такой я ее никогда не знал.
— Я его боюсь. Он совсем другой породы. Не такой, как мы. Совсем не такой. Это будет надругательство, как с животным. Я не смогу никогда… Если он попытается взять меня, я себя убью…
Майкл ответил ей, будто вылил ведро холодной воды:
— Ты не сделаешь подобной глупости. Если понадобится, ты убьешь человека-паука.
Решив это окончательно и бесповоротно, он перешел к другим вопросам и обратился на пределе своей силы с вопросом к подруге Петры:
— Вы все еще надеетесь добраться до нас?
Ответ пришел издалека, но уже без малейшего усилия и совершенно ясно. Это было спокойное и уверенное «Да».
— Когда? — спросил Майкл.
Возникла пауза, как будто там советовались, и потом она твердо сказала:
— Самое большее через шестнадцать часов.
Скептицизм Майкла заметно убавился. Впервые он разрешил себе надеяться на возможность помощи.
— Тогда, — стал он размышлять, — вопрос в том, как на это время обеспечить вашу безопасность, всех троих.
— Подождите минутку. Не разговаривайте пока, — попросил я и посмотрел на возвратившуюся Софи. Коптящие свечи давали ровно столько света, чтобы можно было разглядеть, как внимательно и немного тревожно всматривается она в мое лицо.
— Ты «разговариваешь» с этой девушкой? — спросила она.
— И со своей сестрой. Они уже проснулись, — ответил я, — они в шалаше, их охраняет альбинос. Как-то странно.
— Что странно? — поинтересовалась она.
— Ну, скорее к ним надо было приставить женщину…
— Тут ведь Заросли, — горько напомнила она.
— А, конечно… я… понимаю… — смешался я, — пусть так. Дело, видишь ли, в том… Как по-твоему, можно их как-нибудь вызволить оттуда до его возвращения? Мне кажется, что лучше сделать это сейчас. Потому что, когда он вернется… — Я пожал плечами, глядя ей в глаза.
