— Прости, моя хорошая. Вырвалось.
— Нам еще долго лететь?
— Час как минимум. Спи.
«Родная Нина!
Чем дольше я живу, тем сильнее убеждаюсь: судьба меня не балует, она учит, постоянно доказывая, что нужно быть сильной, смелой, уверенной и уметь уважать себя. В очередной раз я поняла, что люди не меняются, а тот, кто однажды уже тебя обидел, обязательно рано или поздно повторит свою попытку. Это жестокая аксиома моего горького опыта. Моя проблема в том, что я настырно и целенаправленно пыталась быть с человеком, с которым, вероятнее всего, мне просто не судилось быть. Я поплатилась и за свои усилия и за свои слабости. Урок усвоен отменно.
Мне было нужно немногое: просто чтобы он меня выслушал. Я была на приеме у врача, которая огласила мне результаты неутешительных анализов. Ничего смертельного, но мало приятного. Я расстроилась. Но не успела я закончить даже первое предложение, как он перебил меня, сказав, что разговоры о медицине портят ему аппетит. Я всегда знала о его чрезмерной брезгливости, но тогда мне хотелось, чтобы он подумал, прежде всего, обо мне. Ведь я не просто захотела обсудить реформы Николая II или политику Военного Коммунизма. Я подошла с вопросом, касающегося моего здоровья, а, может, даже целой жизни, но столкнулась с отпором и эгоизмом. И я, естественно, обиделась. Он заметил мою реакцию, хоть я ничего ему и не высказывала. Я не думала ссориться, просто, видимо, не сумела должным образом спрятать свои эмоции, которые послужили огромным толчком для его гнева. Он загорелся как спичка, начал раздражаться, ругаться, психовать и с каждым последующим произнесенным словом он злился еще больше чем секунду назад, таким образом, самостоятельно нагнетая обстановку. Теряя дар речи, я не могла понять, что с ним происходит, пока внезапно он не заорал так, что у меня практически заложило уши. Это был истерический крик, будто его что-то мучило на протяжении нескольких дней, а то и недель, выдержанного молчания, и вот наконец-то сегодня он сорвался. Я никогда не слышала такого грязного потока ругательств в свой адрес. Но знаешь, ни эти слова, ни то что последовало после не задело меня так как умудрилась сделать одна его фраза формулировкой: «Да на хрена мне вообще нужны твои анализы?!». И тут я поняла: он прав, ему нет дела до них. Он равнодушен к любой теме касательно меня. Ему плевать на мое здоровье. Мне стало моментально больно от собственных мыслей.
Сгоряча, я назвала его самым большим эгоистом в мире, на что он резко подбежал ко мне и замахнулся кулаком. Я испугалась. Думаю, он все прочитал по моему лицу, быть может, именно страх в моих глазах заставил его остановиться. Но в тот момент я спросила себя: «Сейчас он по какой-то причине сдержался, а что будет завтра?». Мне срочно нужен был воздух. Я начала обуваться, как вдруг он очень грубо и стремительно принялся выталкивать меня из квартиры, из «нашей» с ним квартиры! Я упорно сопротивлялась, желая уйти по собственной воли, а не так унизительно, как он мне организовывал. Он теребил меня, и я в надежде избавиться от его агрессивных прикосновений инстинктивно отмахнулась от него ногой, на что он обдуманно ответил тем же, ударяя меня по коленям. Ошарашенная данной низостью, я попросила его исчезнуть из моей жизни раз и навсегда. Захватив ключи, я вышла в подъезд, на эмоциях, скорее всего даже не осознавая, что говорю, я произнесла какие-то оскорбления, точные формулировки которых уже не помню. Но уйти далеко я не успела. В пролете между вторым и третьим этажами я почувствовала, как он схватил меня сзади за волосы и принялся тащить меня по кругу, должно быть, решая в какую конкретно стенку меня швырнуть. К счастью, толчок был слабым, и я не ударилась, а всего лишь прикоснулась щекой к холодному цементу. Огрызнувшись в последний раз фразой «Лечись, полу-мужчина!», я направилась вниз, но, сделав пару шагов, я услышала, как он бежит за мной. У меня не возникло сомнений в том, что если он догонит меня, на этот раз одними волосами я явно не отделаюсь.
Выскочив из подъезда, я еще долго бежала, опасаясь оглядываться. Ту ночь я провела на вокзале. Не сомкнув глаз, я наблюдала за тем, как, волнительно таща за собой тяжелые чемоданы, отбывали пассажиры, а на неудобных деревянных лавочках мостились бомжи. Мне стало себя жалко. Ненавижу это чувство!
На следующий день пока он был на работе, я быстро собрала все вещи и уехала. Я вернулась в свой родной город к родителям. Устроилась на хлебозавод. Потихоньку осваиваюсь. Поначалу мне было очень тяжело без него. Я плакала по любому поводу. Вплоть до того, что у нас в соседнем доме живет мужчина, ему уже около пятидесяти лет. Но еще в глубоком детстве с ним случилась беда — он упал с велосипеда и с тех пор все, что он может делать это прогуливаться вокруг детской площадки и кататься на качели. Его отсталость сделала его абсолютно неприспособленным. Он живет с мамой, и я понятие не имею, что с ним будет, когда ее не станет. Сколько я себя помню, Юра всегда был таким, отрешенным с несвязной речью дикарем. Конечно, картина взрослого мужчины, который ведет себя как несмышленый трехлетний ребенок, удручающая. Но я-то видела ее ни раз. Она для меня ненова. Однако по приезду домой, сидя как-то у окна, я заметила Юру, все также как и двадцать лет назад катающегося на качели, и я залилась горькими слезами. Господи, ну почему жизнь такая не справедливая! В тот день Юра был не единственным поводом, по которому я рыдала. Мне удавалось находить печаль во всем: в газетах, фильмах, спортивных передачах, скудном личном гардеробе и даже в отсутствии соли на ужин. Я выплакалась за каждый прожитый свой день.
Парадоксально, но мне не хватало его. Не хватало так, как будто от меня отрезали что-то очень важное, без чего я могу, но элементарно не хочу существовать, поскольку до этого было комфортнее. Пусть иллюзорно, но комфортнее. По этому поводу я даже написала стих, который лучше меня расскажет о моем тогдашнем состоянии:
А мне дожить бы до вечера и не сорваться,
Чтобы трубку не брать, почту не проверять,
Чтоб в толпе безликой не растеряться,
Обознаться и снова не потерять.
А мне заснуть бы пораньше и не терзаться
В море чувств и эмоций просроченных дней,
Память выключить смело и не копаться
В мыслях, фразах, мечтах, упреках теней.
А мне взбодриться бы утром быстрее сегодня
После горького кофе и сигарет,
Плотно график делами забить до полудня,
На печаль и слезы поставить запрет.
Дотянуть бы до вечера и не сломаться.
На ночь глядя — не время паниковать.
Просто искренне верить и не сдаваться,
Чтобы «жить» вместо горького «существовать».
Знаешь, даже теперь, по прошествии некоторого времени, изо дня в день меня по-прежнему одолевают навязчивые идеи и паника. Мне нужно ему позвонить, чтобы просто спросить как дела, чтобы еще раз расставить все точки над «и», чтобы снова уколоть упреками и зарыться в обвинениях, чтобы выслушать его совершенно ничего не значащее «алло» и помолчать, подавляя слезы. Плевать на причину! Мне нужно! Это болезнь. Я пытаюсь лечиться всем, чем только возможно: работой, книгами, музыкой, спортом, поэзией, танцами, алкоголем, сигаретами, снотворным, болтовней со знакомыми и совершенно бесперспективными, безрезультатными и зачастую скучнейшими свиданиями, с одной стороны которые меня порядком отвлекают от мысли о том, что «нас» нет, но с другой стороны одновременно напоминают о нем, поскольку я то и дело сопоставляю каждого с уже существующим образом в моей голове. В течение любой такой встречи время от времени проскальзывают вердикты в моем сознании: «голос не тот», «взгляд не такой», «рост не подходит», «шутки плоские», «амбиций недостаточно», а главное «слова не его».
