Теперь же к этим двум словам он добавил «моя». Не «наша», потому что несмотря ни на что каждый из них хотел владеть ею по-своему, а «моя». И успокоился. Пусть она не может быть с ними, не важно. Она принадлежит им всей душой, всем сердцем. А тело... для Августа не так уж и важно.
Порой он мог обходиться без секса месяцами. Просто не вспоминал о такой своей потребности. Если бы сейчас он прикинул, сколько времени прошло с ночи на Байкале, то присвистнул бы удивленно. Но он об этом даже не вспоминал. В отличие от Искры и Кира ему та ночь не казалась какой-то судьбоносной, для него это было просто развлечение и всё. Чувства проснулись в нем позже. Либо он просто осознал их позже. Неважно. Он не занимался с тех пор сексом, не потому что стремился хранить кому-то верность или соответствовать каким-то идеалам. Он просто не хотел. Забыл.
С возвращением Кира всё немного усложнилось. Август начал испытывать некоторое напряжение. Пару раз у них были все условия, чтобы, отбросив все обиды и вопросы, оказаться в постели, но они этим не воспользовались.
Если бы Кир захотел рассказать Августу о том, как долго они с Искрой находились точно в таком же состоянии, то он бы понял, что сейчас у них двоих происходит то же самое. Это было похоже почти на страх. Страх всё испортить и окончательно разрушить. Что если теперь их ночи будут не такими яркими? Что если их постигнет разочарование, а вслед за этим окончательный разрыв и одиночество?
Оказалось, что Кир тоже так и не нашел в душе Августа своего постоянного места: он кочевал от друга к любовнику, от делового партнера к подчиненному. Август раньше этого не замечал, но с тех пор как Кир приобрел новый в его глазах статус, всё изменилось.
Кир стал для него еще и соперником. И это заводило, как ничто другое. Это придало его чувствам к Киру особую ноту. Соперничество. Желание побороть, уложить на обе лопатки, унизить, опустить. И судя по тому, каким недобрым огоньком порой загорались глаза Кира, он думал о том же. А потом все снова перевернулось: от соперника - к сообщнику.
- Рановато вы к нам зашли, - забросил удочку бармен.
Август непонимающе поднял брови.
- Ну, в смысле, обычно у нас тут только к десяти начинают собираться. Девочки, там....
- Девочками не интересуюсь, - оборвал его Август.
Бармен буквально просиял.
- Женщинами как-то больше, - закончил он и отвернулся к пустому залу.
- Ну, само собой, тут не только малолетки, - заверил его бармен и принялся до блеска надраивать стойку, не поднимая головы, хотя Август и не собирался смотреть на него. Он вынул планшет, загрузил страничку фейсбука Лизы и положил на стойку.
- Скажи-ка, а вот эта мадам тут не бывала?
Бармен некоторое время рассматривал фотографию.
- Да вроде как похожа на одну. Ходила сюда часто, но в баре не сидела, так что точно не скажу.
Август удовлетворенно кивнул. Что ж, хоть так он убедился, что Искра действительно не ошиблась. Не то, что бы его сильно удивило то, что натворила Лиза – он давно привык к зависти и подковерной борьбе. Но, как правило, он сталкивался с себе подобными. С сильными, с умными, с деловыми людьми. И главное, почти всегда с мужчинами. Он знал чего от них ожидать. От Лизы же... не имел ни малейшего представления. И это его тревожило.
Когда они с Киром обсуждали, как им поступить с Лизой, то Кир предложил вполне здравое и честное решение: собрать всех сотрудников и прилюдно ее уволить, объявив, что именно она сделала. Не упоминая о фотографиях, конечно. Это было бы вполне разумно и красиво: она бы посмотрела в лица тем, кто по ее вине едва не лишился работы.
Но Август это не устроило. Он хотел понять, что же творилось в душе у этой странной женщины, которая ни разу не попыталась добиться своего в открытую, но при этом так смело и нагло действовала исподтишка. А для этого им нужно было поговорить с ней с глазу на глаз. И чтобы вызвать ее на откровенность, Лизу нужно было хорошенько шокировать. И, кажется, он знал как. Жаль только, что они слишком увлеклись представлением и все испортили.
Ну да ничего, Искра тоже какое-то время от них пряталась. Вернется. И они ее уволят.
Август небрежно бросил на стойку несколько купюр и двинулся к выходу через танц-пол. Там уже начиналось веселье. Его несколько раз касались чужие руки, не менее десятка девушек проводили его взглядами. Но у него не было желания задерживаться тут, чтобы подвигаться под эту сонную музыку, понятную только тем, что навтыкался «Экстази». У самых дверей он услышал знакомый сопрано и замедлил шаг.
По его спине снова скользнула чья-то рука..
- Эй, Леголас…
Он, не оборачиваясь, перехватил руку и едва не порезался о ногти-стилеты.
- Пацифистка, - протянул он, - сколько зим, сколько лет.
- На самом деле, не так уж и много. Мы виделись в больнице, не забыл?
Она уже стояла перед ним и прикуривала сигарету. Огонек зажигалки осветил ее лицо на секунду: как обычно, дико раскрашенное.
- Что ты здесь потеряла? – перевел он тему, - пришла поохотиться?
- Вроде того. Не ожидала тебя тут встретить. Ты без... него?
- Да, сегодня я один.
- И чем ты тут занимаешься?
- Размышляю, в основном.
Она хихикнула. Да, не самое подходящее место для подобного занятия, тут она права.
- Ты вечно о чем-то размышляешь, - сказала она, - почему бы просто не развлечься? Твоего благоверного нет рядом и...
- И что?
- И ты можешь последовать его примеру.
- Я не собираюсь повторять за ним, - жестко произнес он.
Она отступила на шаг, продолжая улыбаться.
- Ого, да ты зол. Может, все-таки задержишься? Тебе просто необходимо разрядиться.
- Возможно. Но желания нет вообще.
Она надула щеки.
- Тогда что же ты здесь делал, не пойму?
- Я просто убивал тут время.
- Уже всё убил?
- Да, практически.
Она злобно выплюнула вверх струю дыма.
- Ладно. Вали тогда домой или куда тебе там нужно.
Уговаривать его было не нужно, он с удовольствием так и сделал. Пацифистка все-таки не удержалась и от обиды крикнула ему вдогонку:
- А вообще... задумайся! Это плохо, когда тараканы в голове влияют на эрекцию.
Август сделал вид, что не услышал.
На парковке он долго шарил в кармане, отыскивая ключ от машины. Погода начинала портиться, подступал вечерний морозец. Август наконец открыл машину и помедлил, чтобы согреть пальцы, мигом озябшие от прикосновения к холодной дверце.
У него был хороший слух. А еще на таком морозе он особенно остро чувствовал, если к нему приближался кто-то живой и теплый.
